Читаем Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам полностью

В списке сто человек, не считая стряпчих, которые имеют привилегию сами вычитать себе плату за труды из стоимости особняка; учтите, что сотня кредиторов — цифра очень скромная; ведь нередко случается так, что кредиторы переуступают право требования четверти, трети, а то и половины долга другим лицам; вы, например, взяли в долг десять тысяч франков у одного человека, а требовать с вас эту сумму с процентами являются трое или четверо людей, которых вы в глаза не видели. Так вот, следите внимательно за нашими подсчетами.

В судебном постановлении о продаже всего шести пятьдесят листов с оборотами — сущий пустяк, если вы примете во внимание, что на листе с оборотом позволено расположить всего двадцать строк, что строка состоит самое большее из пяти слов, а между тем в этом постановлении рассказана вся история предшествующих владельцев особняка, начиная с самого первого, и того участка, на котором он выстроен, описан сам дом и изложен ход судебного процесса, ему посвященного, и проч., и проч.

Итак, в постановлении двести пятьдесят листов с оборотами.

Прошение на имя суда о начале выплаты долгов кредиторам в правильном порядке займет никак не меньше пятидесяти листов с оборотами.

Теперь сам перечень ваших кредиторов и долгов — о! тут и трехсот листов может не хватить; но положим все-таки, что их триста.

Общий итог — шестьсот листов с оборотами.

Вот вам шесть сотен листов, посредством которых стряпчий должен через судебного исполнителя уведомить обо всем, что им належит знать, сотню ваших кредиторов. А за каждую копию листа с оборотом стряпчему по закону причитается шесть су, или тридцать сантимов (совсем немного), а листа гербовой бумаги стоимостью семьдесят сантимов хваает на шесть таких листов с оборотами.

Посмотрим же, во что обойдется уведомление одного кредитора: шестьсот листов по шесть су стоят сто восемьдесят франков; сто листов гербовой бумаги по семьдесят сантимов стоят семьдесят франков.

Итого двести пятьдесят франков.

Теперь умножьте эти двести пятьдесят франков на сто — и вот вам без малого тридцать тысяч франков за одно только уведомление кредиторов. Вы скажете, что стряпчий на этом не сильно разживется; ведь ему надобно изготовить сто раз по шесть сотен копий, иначе говоря, исписать шестьдесят тысяч листов с оборотами, а для этого придется нанимать целую уйму писцов!

Как бы не так! Не волнуйтесь, сударь, писцы палец о палец не ударят…

Хотите узнать, на чем заработает стряпчий? Вот на чем: на листе гербовой бумаги за семьдесят сантимов он уместит не шесть, а целых сорок листов дела — вот и выгода: с одного этого он будет иметь восемь с половиной тысяч франков.

Но это еще не все: он не станет отдавать шестьдесят тысяч листов писцам, ибо это обошлось бы ему в пятнадцать с лишним тысяч франков; он отдаст шестьсот листов типографу, которому для публикации вашего уведомления в формате ин-октаво хватит одного печатного листа, так что стряпчему каждый из сотни таких экземпляров обойдется самое большее в двенадцатую долю одного сантима, но с вас-то он возьмет ровно столько, сколько предписывает закон, — по шесть су, или тридцать сантимов, за лист с оборотом.

Вот с чего начинается наведение порядка; заметьте, что мы обрисовываем картину только в общих чертах. Мы не станем занимать ваше внимание такими мелочами, как оспаривание долговых обязательств, очередность выплат, побочные процессы и злоупотребление правом, и проч., и проч. Напоследок мы скажем только еще об одном затруднении: у вас сотня кредиторов; за те десять лет, которые вы употребили на то, чтобы набрать долгов на три или четыре сотни тысяч франков, почти все они успели сменить квартиру, так что их местожительство, указанное в долговом обязательстве, как правило, не совпадает с местожительством нынешним; а между тем закон, стоящий на страже прав кредиторов, требует, чтобы уведомления были вручены через судебного исполнителя по всем их возможным адресам; представьте, что у каждого из кредиторов имеется вдобавок загородный дом, — и в мгновение ока тридцать тысяч франков превращаются в шестьдесят.

Комиссионные, которые стряпчие получают от судебных исполнителей, заинтересованных в работе, — это, конечно, пустяк, но если из двадцати франков, в которые обходится одно уведомление, пять попадают в кошелек стряпчего, то двести уведомлений образуют вместе превосходный банковский билет в тысячу франков — и получает эту тысячу не кто иной, как стряпчий.

Но самое изумительное, что во всем этом нет ровно ничего противозаконного; делать нечего: все согласно тарифу. Стряпчий, ведущий ваши дела, — не больший плут, чем вы сами или господин Такой-то. Считайте это просто несчастным случаем — все равно как если бы вы сломали ногу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Квадрат

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука