Кодекс Прехистората. Суховей

А порядок был простой, но строгий, как в крылатом выражении: «Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого». В посёлке все уважали друг друга, соблюдали чистоту и нормы приличия – словом всё то, что позволяло жить мирно на ограниченном пространстве. Однако и снобами поселенцы не были: умели весело отдохнуть, погулять, попраздновать, держали мелкую домашнюю живность. Дядя Миша с компаньонами создали рай для отшельников, пенсионеров и любителей здорового, близкого к натуральному образа жизни.

Свернув с аллеи на улицу, которая так и называлась – Второй квартал, я скоро оказался у заветного коттеджа, утопавшего в зелени вишнёвых и персиковых деревьев. Во дворе меня уже встречали родители.

Наскоро разгрузившись и приняв душ, я спустился к ужину, хоть и позднему, но праздничному по случаю моего внезапного приезда. Я практически ничего не ел днём, поэтому с осторожностью отнёсся к гастрономическому разнообразию. Хотя не попробовать всего понемногу просто не мог. Мы сидели, делились новостями и мнениями о них. Мама подтвердила мою догадку о том, что после известных событий в Питере в посёлок съехалось много народа: в основном дети, внуки и другие близкие родственники жителей. Съехались как-то сами по себе, словно повинуясь единому инстинкту. Похоже, удалённое от мира и относительно защищённое местечко вселяло в людей уверенность.

Обсудили с отцом планы на завтра, и он отправился спать. Я решил помочь ему переодеться и подготовиться ко сну, а когда вернулся в гостиную, мама уже убрала со стола, загрузила посудомоечную машину и заварила чай. За этими посиделками она попыталась выведать ещё какие-либо подробности о моей работе, и стало понятно, что моя на первый взгляд вполне крепкая легенда трещит по швам под натиском материнского чутья. Но было поздно, глаза слипались по-настоящему, и скоро мы разошлись.

Основываясь на фольклоре, я всегда думал, что петухи начинают петь под утро, в крайнем случае часов с трёх ночи. Но это оказалось не так. Они начинают голосить стабильно с часу ночи, по крайней мере летом. Так выражение «встать с первыми петухами» потеряло для меня всякий смысл.

Когда наработаешься на свежем воздухе и вкусно поужинаешь, никакие петухи до утра не разбудят. Но бывают ночи, когда лежишь, думаешь о чём-то, какая-то тревога на душе, не спится, что-то слышится и мерещится во тьме. И вдруг первый петух заорёт. И сразу наваждение отступает, и спится уже лучше.

Но вот уже и петушиный крик прокатился по посёлку, и сверчки очень душевно стрекотали, а сон всё не шёл. Моё лучшее средство для подобных случаев – портативный плеер с аудиокнигами и любимой музыкой – остался у Вики. И мне пришлось прибегнуть к старому и почти забытому способу засыпания. Помнится, в студенческие годы, когда даже персональные компьютеры с трудом воспроизводили сжатые музыкальные файлы, а плееры работали на кассетах и нещадно жрали батарейки, я засыпал либо под радио, либо под «выдумки» – так я это называл. Если не спалось и в голову лезли лишние мысли, я просто включал воображение и начинал сам себе сочинять истории на ночь. Это меня убаюкивало. Был и приятный побочный эффект – невероятные по масштабу и красочности фантастические сны. Возможно, тогда во мне погиб молодой талантливый писатель. Нынешней бессонной ночью я решил применить давнюю методику. Придумал персонажа, место и настроение, а затем история начала развиваться, обрастая подробностями мира, событиями и другими героями. Ветер шумел в соснах, вдалеке лениво перебрёхивались собаки. Вскоре я безмятежно уснул.

Долина, когда-то представшая в виде живого доисторического ландшафта, превратилась в сухую безжизненную равнину. На заднем плане за горной грядой полыхают исполинские пожары, протягивая языки кроваво-красного пламени и чёрного дыма к свинцовым тучам. Остатки растительности высохли и поблёкли. Кое-где в лужах грязи, бывших прежде озёрами и реками, шевелятся крупные рыбы, жадно хватая ртом воздух. Крокодил пытается спрятаться в одном из таких мёртвых водоёмов, закапываясь в ил. Человек превратился в скульптуру – некое подобие античной статуи, без рук и головы, изрядно обветшалую и потрескавшуюся. Как немое напоминание о былых силе и великолепии. От крупного примата остался труп с фиолетовой ссохшейся кожей, покрытой клочками шерсти, под которой копошатся белые и жёлтые черви. Мне не хочется на это смотреть, но я невольно приближаюсь к раздувшимся останкам животного. Кожа натянута, как на барабане: малейшее касание – и чрево лопнет, выплеснув наружу гнильё. Сильный, резкий и жаркий поток ветра бросает песок и острые осколки, труп обезьяны взрывается.

Я открыл глаза, часы показывали начало пятого. А в пять мы с отцом условились выйти к пруду. От неприятного сна остались липкая испарина на теле да сгусток слюны во рту, который крайне не хотелось сглатывать. Я не поленился, встал, снял москитную сетку с окна и сплюнул вниз. Затем жадно выпил целый стакан заготовленной с вечера воды и отправился в душ.