Я на автомате потрогал шрам на лбу. Уже зажил, но рассасываться не хотел. Хорошо меня кучер приласкал.
– Обычно врачи лечат раны, – грустно улыбнулась княгиня, раскрыла веер и начала им обмахиваться.
В зале и правда было душно, не спасали даже открытые окна. Похоже, эта духота была перед надвигающейся грозой – где-то вдалеке неплохо так грохотало. Все эти движения веером были не совсем типичными, похоже, Елизавета Федоровна мне о чем-то сигнализировала, но вот о чем? Может быть, я ей приятен, а может, и наоборот? Я дал себе обещание не только выучиться танцам, но и языку веера тоже. Если уж стал дворянином, надо соответствовать.
Пока княгиня благодарила меня за мужа (курсы массажа Ли Хуаня просто оживили Сергея Александровича, да так, что он уже перестал носить корсет), в зале началось движение, слуги широко распахнули двери. Начался званый ужин.
Что рассказать о мероприятии? Если коротко – роскошь и великолепие. Естественно, рассадили всех по заранее распределенным местам. Я оказался в компании подобных мне мелких чинов, пятый переулок за восьмым перекрестком. Кто-то смущенно взирал на окрестности, попав на такой ужин впервые, другие уверенно накладывали себе на фарфоровые тарелки с каждой перемены блюд, не забывая наливаться под длинные тосты вином, шампанским или чем покрепче.
Мне бы для порядку съесть усиленную порцию сливочного масла – а вдруг придется с кем-нибудь обильно потреблять, – но такового на столе не было. Пришлось заменить жирнючим фуа-гра. Хотя мероприятие официальное, можно даже сказать протокольное, надо держать ухо востро: скажешь вроде что-нибудь безобидное, а окажется, что оскорбил августейшую фамилию. У этой публики такое делается на уровне инстинктов. Так, на всякий случай.
Поэтому я скромно ковырял у себя в тарелке, подкладывая потихонечку паштетов, омаров и прочей необычной экзотики, которую и не в каждом ресторане попробуешь. С вилками и ножами все довольно просто: на каждую новую перемену блюд надо брать крайние, двигаясь к тарелке. Или подглядывать за соседями, если не уверен. Потому что у меня не хватит наглости заявить, как какой-то миллионер в кино, что ем любыми приборами, чтобы не забивать память всякой дрянью.
За столом я был окружен столоначальниками шестого-седьмого класса, все как один с женами. А у меня чина нет, потому что не служу. Приват-доцент, которым я числился, – это восьмой класс, коллежский асессор, поэтому и общались со мной скупо. Получше, чем с прислугой, но внимания уделяли немного. А я и рад. Дела «Русского медика» от этих господ зависят ничтожно мало, так что поулыбался, поглазел на князей во главе стола – и адью.
Наконец, устроители решили, что пора. Все встали из-за столов, и вновь началось общение на ногах. Это если знаешь кого-то. Но к великокняжеской чете мне самому первому подходить негоже, с застольными знакомцами мне разговаривать не о чем. Пришлось подпирать стенку и молча взирать на этот праздник жизни. Который разбавила Елизавета Федоровна, сев за рояль. Играла она изумительно – уверенно, быстро. А ведь это сложный Моцарт, Шопен… Я стоял и любовался княгиней – она была под стать великолепной музыке. Сама как произведение искусства.
Когда в игре на рояле случилась пауза, меня нашел Шувалов. Не знаю, выполнял ли он задание начальника или это была его собственная инициатива, но он принялся водить меня по залу и представлять присутствующим. За короткое время я переговорил вкратце о погоде с несколькими десятками человек. Даже уставать от этого занятия начал. Но что поделаешь, господь терпел…
Очередной тур расшаркиваний и вежливых поклонов прервал лакей, профессионально тихо и четко сообщивший, чтобы я шел за ним. Здраво рассудив, что вряд ли меня зовут на вечеринку нижних чинов, я двинулся в фарватере. Ага, хозяева опять про Баталова вспомнили. Честь им и хвала за это.
Расположились аристократы высшего разряда в отдельном кабинете. Мужчины в мундирах, которые, впрочем, уже расстегнули. И все курят. Разговорчики шли ни о чем. Я бы понял, если меня после демонстрации расположения мягко выставили за дверь. Но нет, интересуются скорой, расспрашивают о подробностях операции на сердце, восторгаются действиями медиков.
Константин Константинович оказался не просто генералом, а начальником всей столичной науки: возглавлял Императорскую Санкт-Петербургскую академию наук. А еще писал недурные стихи, переводил. Кое-что даже нам прочитал на память. Немного пафосное, про военную схватку на Кавказе. В стиле Лермонтова.
Нам подали коньяк с лимончиками, аристократы раскурили сигары. Предложили и мне, но я вежливо отказался. И даже пошутил, что видел в анатомичке легкие курильщика. Это дало дополнительную пищу для разговоров – пришлось рассказывать о вреде табака. Но больше намеками и догадками, без конкретики.