Кодовое имя: «Вервольф». Список

Была трехчасовая остановка в деревне Ньяунглебин, примерно в ста шестидесяти километрах к северу от Рангуна. Я вышел из поезда, желая совершить короткую прогулку, но платформа была закрыта таможенниками, не позволяющими пассажирам покинуть станцию. Пришлось довольствоваться вытягиванием ног на помосте. Я воспользовался возможностью, чтобы обойти конвой колонны, чтобы посмотреть, не связана ли задержка с транспортировкой ханьской выставки. Полдюжины бирманских солдат с ружьями присели на пятки рядом с фургоном. Сказать, что они наблюдают за фургоном, было бы откровенной маскировкой. Но у меня не было времени заняться расследованиями. Мне пришлось ждать своего часа: часа заката.

На самом деле мне даже пришлось ждать дольше.

Было почти одиннадцать часов, когда Кейт встала и попросила меня помочь ей поставить койку. Я развернул узкую кровать, прикрепленную к стене, и положил постельное белье, которое нам дал швейцар. Кейт стягивала бегунок на молнии, когда остановилась как вкопанная, увидев, что я бросился к двери.

— Что-то не так, Джош? — спросила она взволнованно и удивленно.

— Да.

— Какие?

— Все. Мне правда очень плохо. Боюсь, что сегодня я не составлю большую компанию, Кейт. Это печально.

С этим печальным признанием я быстро обернулся, притворившись — отчасти действительно — жертвой ужасающей тошноты. Я нащупал дверную защелку.

«Не могу… не могу говорить», — пробормотал я, предполагая, что, если я не выйду из купе сразу, я не смогу ответить за последствия.

«Бедняга», — сказала Кейт, открывая мне дверь с жалостью на лице.

Бедняга быстро исчел по коридору в сторону туалета.

Я заперся в грязном туалете, в котором была дыра, рядом с которой стояло что-то вроде коробки для сигар, полной старых газет, разрезанных на квадраты. Я оставался там до тех пор, пока это было возможно потом вернулся в мое личное купе.

Я застелил постель, тщательно смазал Вильгельмину и лег на матрас толщиной с лист сигаретной бумаги.

Убаюкиваемый ленивым мурлыканьем поезда, я в полусне ждал, пока все остальные пассажиры в вагоне лягут в постель. Затем я вышел в коридор, чтобы добраться до соседнего фургона. Мой Rolex показал 12:17.

Деревянные скамейки с прямыми спинками скрипели под грузом бирманцев, по бокам которых лежал самый разнообразный багаж. Несмотря на открытые окна, атмосфера была едкой и замкнутой. Группа мужчин, стучащих костями в углу вагона, на мгновение перестала играть, чтобы проследить за мной молчаливыми любопытными глазами. Я подарил им лучшую из моих хороших улыбок янки и перешел в следующий вагон, который была точной копией того, которую я только что оставил. Я смотрел за свою спину. Ни малейшей тени месье X.

Пройдя через пять шатких вагонов, все они были одинаковые, за исключением нескольких деталей, я подошел к двери фургона. Я сделал глубокий глоток ночного воздуха и положил руку на утопленную ручку. Хэви-металлическая дверь скользнула по рельсам. Как один мужчина, три солдата с сонными лицами повернулись ко мне недружелюбно.

Я зашел в фургон и закрыл дверь, не дав им времени открыть рот.

— Не допускается ! — взвизгнул самый оживленный из всех, показывая мне, чтобы я повернул назад.

Я сказал по-английски. — Что?

Трое мужчин нахмурились.

«Запрещено», — повторил другой охранник.

Третий подкрепил свое заявление кивком, а затем добавил по-английски, изо всех сил пытаясь подобрать слова:

— Подъезд к… фургону запрещен.

За их спинами я увидел ящики, покрытые китайскими иероглифами, в которых экспонаты были тщательно упакованы, чтобы не разбиться. Ко мне подошел один из солдат. Винтовка, слишком свободно свисавшая с петли, висела у него за спиной. Я заговорил с ними на бирманском языке, что мгновенно их успокоило. Один из них даже ухмыльнулся.

«Они все спят», — объяснил я, показывая сзади, чтобы показать другие вагоны. Мне было скучно, и я хотел выкурить с кем-нибудь сигарет. Вам это интересно?

Во время разговора я открыл портсигар и раздал им сигарет.

«Спасибо», — сказали по очереди трое солдат, получив сигареты.

Пламя моего Данхилла осветило одно за другим три лица ничего не подозревающих солдат. Я сел на корточки, как бирманец, и ждал, что молодые люди сделают то же самое. Они медленно подражали мне, комментируя качество моего табака. Единственная лампочка излучала рассеянный свет внутри машины.

«Я репортер журнала из Великобритании», — объявил я, гадая, какой акцент мог бы иметь англичанин, когда он говорил по-бирмански.

— Журналист?

— Да. Я пишу статью о китайской выставке, — сказал я, указывая пальцем на деревянные ящики, в одном из которых лежало украшение тела Тоу Вана. Ллойд Кэррингтон, — добавил я, протягивая руку, чтобы закончить представиться.

— Ты остановился в Бирме, в Рангуне? — спросил тот из троих, кто любил выставлять напоказ свое знание моего родного языка.

— Да. В отеле «Озеро Иня».

«Намного менее шикарно, чем Strand», — объяснил он с улыбкой, обнажившей сверкающие зубы.

«Ставки на Strand слишком высоки для моих гонораров», — мягко ответил я.