Кое-что о любви

После того как Эммелин наконец удалось перевести дыхание, она взглянула на барона из-под полей шляпы, и у неё снова захватило дух от невероятной мужественности его лица: высоких скул, точёных губ и глубокой складки на подбородке. Оказавшись так близко к нему, Эммелин не могла понять, о чём думала, принимая его приглашение, и тем более как могла выйти замуж за такого мужчину.

Затем ей пришлось напомнить себе, что они на самом деле не женаты и через две недели ей придётся оставить титул, шкаф, полный нарядов, заново отделанный дом на Ганновер-сквер и, что хуже всего, она будет вынуждена распрощаться с этим человеком, который заставил её почувствовать неудовлетворённость всем, что прежде ей было дорого.

Например, собственной независимостью. Сколько раз Эммелин покидала загородные дома, радуясь, что никогда не попадалась в ловушку брака без любви с каким-нибудь властолюбивым мужчиной, который обожает командовать и по малейшему поводу топает ногой.

«Как Седжуик», – чуть улыбнулась Эммелин. Но она была вынуждена признать, что если их первые стычки были изрядно наполнены требованиями и угрозами, то потом он неожиданно стал очень милым. Взять хотя бы этот пикник – ведь Седжуик фактически умолял её поехать с ним.

«Чтобы не проводить день с Хьюбертом», – подсказал ответ её рассудок. По-видимому, пикник с ней был меньшим из двух зол, но сейчас Седжуика вряд ли можно было назвать хотя бы немного разочарованным, он выглядел абсолютно довольным. Довольным? О нет, это невозможно! В их соглашении не было места таким вещам – так же как Эммелин не имела права позволить его слугам, занимающимся сводничеством, создать у неё ошибочное впечатление, будто барон Седжуик может влюбиться в неё. Неужели они не понимают, как это невыносимо?

Кроме того, хорошее настроение Седжуика никогда не было частью их безрассудной сделки. Живая, жизнерадостная Эммелин скорее всего вызывала у него досаду и раздражение.

– О Господи, – пробормотала она себе под нос, – из этого ничего не выйдет.

– Что теперь? Вспомнили ещё одного мастера, работающего в доме, которого можно заговорить, чтобы уменьшить его доход на несколько фунтов?

– Хочу, чтобы вы знали, – Эммелин вздёрнула подбородок, – я старалась сохранить вам каждый пенни.

– И тем временем чуть не довели меня до богадельни, – Снова усмехнулся Алекс. – Вы неисправимая плутовка, когда дело касается этих мастеров. Да, вы запятнаете имя Седжуиков на много грядущих поколений.

– Мне приятно знать, что, придя в ваш дом, мастера не станут брать втридорога за второсортный товар.

– У вас есть готовый ответ на всё, что я говорю? – улыбнулся Алекс, сдвинув назад шляпу.

– Конечно.

– Тогда кто вы?

– И вы называете меня неисправимой? – Сжав губы, она покачала головой. – Я думала, мы договорились, что это не та тема, которую мы будем обсуждать.

– Да, я знаю, но нельзя винить человека за попытку. Помимо всего прочего, вы считаетесь моей женой, и что я должен сказать множеству ваших друзей, когда они спросят меня о вас? Если я не смогу им даже намекнуть на ваши симпатии и антипатии, они начнут сомневаться, что наш союз основан на любви.

– Пожалуй, – Эммелин постучала себя веером по подбородку, – здесь вы в чём-то правы.

– Итак, – сказал он, слегка натянув вожжи, – какой ваш любимый цвет?

– Зелёный.

– Вот так сразу? Зелёный?

– Нуда. Думаю, я знаю, что мне нравится.

– Этот цвет любите вы или Эммелин? – Его глаза лукаво блеснули.

– Забавно, но у нас с ней совершенно одинаковые вкусы. – Оказывается, Алекс ужасный насмешник, Эммелин и не ожидала от него такого.

– Как хорошо, – обрадовался Седжуик. – Значит, ваш любимый цвет зелёный, а это упростит покупку букетов.

– Как это?

– Я могу сказать цветочнице, чтобы она присылала вам просто зелень вместо букетов.

– Ничего себе, влюблённый муж. – Эммелин ткнула его локтем под рёбра. – Я ни за что не приму такой букет.

– Почему?

– Потому что если бы вы были влюблённым в меня мужем, то знали бы, что я также люблю жёлтые цветы.

– Полагаю, жёлтые розы?

– Откуда вы знаете? – Седжуик снова удивил её: сначала своими шутками, а теперь ещё и догадливостью.

– Один из этих красивых цветов у вас на шляпе, – указал он.

– Удачная подсказка. – Подняв руку, она коснулась пальцами шёлкового цветка, приколотого к полям шляпы.

– Ничего подобного. У меня есть ещё доказательство – у платья, которое было на вас вчера вечером, подол расшит жёлтыми розами.

«Он обратил внимание на моё платье?» – удивилась Эммелин.

– Не думала, что вы из тех, кто замечает такие вещи. Равнодушный, невнимательный человек не обратил бы ни малейшего внимания на то, что надето на женщине.

– Я замечаю красивое платье на красивой женщине.

Значит, он считает её красивой. Эммелин украдкой вздохнула. Сколько лет она пряталась за образом старой девы – компаньонки богатых скучающих матрон, – носила строгие шиньоны, очки и мрачные бесформенные платья! Изредка какому-нибудь проницательному повесе удавалось заглянуть под её маску, но она никогда не верила ни одному слащавому комплименту по поводу её красоты.