Кое-что об архимагах

С первыми шагами во внешний мир за стенами уютного дома появляются новые страхи - юный человек начинает бояться большой и опасной коровы, шипящих гусей и лающей собаки. Эти страхи помогают преодолеть взрослые, объясняя и обучая малыша не бояться тех, кто ниже его по статусу в мире.

Во взрослой жизни человек понимает основной принцип, и боится только старосту, государевых людей, благородных, а так же тех, кто над ними - богов и демонов. Чуть позже он понимает, что богам нет до него дела - они слишком заняты перестановкой солнца и луны, вращением звездного свода над головами и вечными войнами меж собой. Короли и аристократы, подобно богам, могут ни разу не попасться на глаза человеку земли и сохи за всю его жизнь. Остается власть местная, насквозь понятная - есть местный глава староста, есть господский ставленник и мытарь с солдатами.

Иногда человеку достает решимости и воли сплотить вокруг себя единомышленников и стать выше тех, кто им правил. Чаще всего, бунт завершается виселицей. Когда же нет тех, кто должен следить за сохранностью власти и покарать бунтовщиков, на землях появляется новый Барон. Боится ли он, поднявшись на самую вершину? Безусловно. Он боится перемен, боится потерять власть, боится встретить утро с перерезанной глоткой, боится яда в своем бокале и ножа в спине. Но все эти страхи - в его руках, посильны его воле, контролируемы умом и жестко фиксированы в границах холодного разума. Иначе и быть не может - слабохарактерные во власти не выживают.

Однако порою случается нечто, что могучим ударом разбивает темницы страха, дробит в пыль логику и надсмехается над здравым смыслом.

Первая ласточка пронеслась днем ранее, в виде молнии с небес, оставив после себя чувство неуверенности. Вторая же, в виде монструозного спрута ростом в два высоких дерева, с сотней лап и пастью, что была способна поглотить человека, разбудила в душе Барона, казалось бы, давным-давно забытый суеверный страх.

Можно не верить в богов, можно ехидно поглядывать на храмовника и пропускать мимо ушей его пламенные речи, но нельзя отмахнуться неверием от чудовища, место которому было в преисподней, но никак не на ярких, солнечных улицах его селения.

Главный же кошмар таился совершенно в другом. В конце концов, в лесу тоже не невинные овечки обитают, некоторые виды хищников тоже вполне могут побороться ростом с домом, и разница меж ними и тем чудовищем - только в жутком облике. Тот самый кошмар был в оглушительной огненной вспышке, разорвавшей древнего монстра в клочья. Чистая демонстрация силы и мощи - а значит и статуса, куда более высокого, чем у Барона всеми забытого села. Старое правило страха вновь пустило щупальца страха в душу. Где-то близко обитал тот, кого надо было бояться, обходить десятой дорогой, кланяться земным поклоном для сохранения собственной жизни.

Кто-то бежит от страха, кто-то стремится ему навстречу, с ходу влетая в драку, у Барона же зыбкое чувство собственной беспомощности и обиды под влиянием крепкой настойки переродилось в невероятную ярость. Он бил посуду, сотрясал воздух ругательствами, пытаясь найти хоть кого-то живого в качестве собеседника-виновника всех его бед, но слуги и свита вполне разумно предпочитали скрыться и не попадаться на глаза.

Буйство Барона продолжалось ровно до того момента, как кружка, не глядя запущенная на звук приоткрывшейся двери, не раскололась о тяжелую створку и не упала на пол - не было грохота, стука и скрежета, уже привычных уху в последний час. Словно зависла в воздухе.

Барон с раздражением обернулся к двери, подхватывая со стола драгоценную вазу из настоящего стекла.

- Только попробуй, - холодный властный голос заставил вздрогнуть и поставить вазу обратно.

На пороге стоял худенький мальчишка, сжимая в левой руке тот самый стакан. Неестественно прямой, словно напряженная струна, он шагнул внутрь комнаты, прикрыл за собой дверь и безо всякого страха направился к Барону.

Облик безобидного мальчишки вновь позволил разгореться ярости в душе. Барон с рыком поддел вазу и метнул в лицо ребенка - расстояние плевое, всего с десяток шагов. Навстречу снаряду метнулась правая рука мальчишки, охватила ладошкой предмет, уводя его в сторону от себя и прекращая вращение. Мгновение - и сосуд лежит в руках странного паренька, совершенно целый и невредимый. Барон аж хекнул одобрительно, от такого зрелища.

- Теперь я, - недовольный холодный голос был последним, что помнил Барон до ослепительной, со звездами, вспышки в глазах.

Пробуждение было неприятным - холодные доски пола под спиной, онемевшие руки и ноги, жестко связанные полосками тряпок. Попытка позвать на помощь обернулась хрипом из-за кляпа. Избавиться и выплюнуть тряпку изо рта было невозможно - затылком, упираясь в пол, он чувствовал завязки в два узла. Нестерпимо болела голова.