Кое-что по секрету

Крэйг был журналистом. Фрэнки прочитала о них с Фергюсом в колонке Крэйга «Папа дома» в воскресной газете еще до того, как познакомилась с ними. Крэйг начал вести беззаботную и невероятно трогательную колонку, чтобы подробно рассказать о взлетах и падениях в жизни одинокого отца и о тех испытаниях, которые выпадали на его долю. У Фергюса было не самое легкое начало жизни. Он родился с заячьей губой и первые несколько месяцев страдал от инфекции уха. У него были проблемы с кормлением, он практически не вылезал из больниц: то операция, то консультации. Понятно, что все это стало неожиданной и неприятной новостью для Крэйга и его тогдашней партнерши Джулии. У нее началась депрессия, она винила себя в проблемах Фергюса и не чувствовала связи с ребенком. Несмотря на все попытки Крэйга вести нормальную жизнь, Джулия сбежала, когда Фергюсу было всего шесть недель. Она оставила записку, что не справляется и поэтому уходит.

Крэйг остался один, недосыпающий, снедаемый тревогами о будущем сына. Он с трудом преодолел первые несколько месяцев: операция, неприятности, проблемы, но вместе с тем и радость. Сначала Крэйг описывал все это, чтобы справиться со своими сложными эмоциями. А потом предложил редактору идею еженедельной колонки, и тот его поддержал. По чистой случайности, Фрэнки, иллюстратору-фрилансеру, предложили оформлять его страницу, и так начались их отношения. Поначалу это были просто два человека, выполняющие свою работу – один писал текст, другая рисовала картинки. Но Фрэнки, как и миллионы других женщин по всей стране, быстро влюбилась в веселого, талантливого, замечательного Крэйга, так преданного своему сыну. Она с нетерпением ждала нового задания и подбадривала Крэйга, иллюстрируя каждую статью. Они встретились на рождественской вечеринке в газете и в пьяной искренности одновременно воскликнули: «Мне нравится твоя работа!» Потом они оказались в баре по соседству, где пили виски и рассказывали друг другу истории своей жизни. Спустя полгода Фрэнки переехала к Крэйгу, а когда Фергюс заговорил, он начал называть ее «мамуля», и они его не остановили. Учитывая все обстоятельства, это был счастливейший конец.

И ей этого достаточно, подумала Фрэнки, усаживаясь на ковер и слушая Фергюса, который принялся рассказывать ей о том, какую сложную дорогу построил, и выбирал, какой поезд она может взять (разумеется, самый плохой, со сломанными колесами). «Забудь о Гарри Мортимере и его изумленном лице, забудь о его жене с глазами-кинжалами, к чертям их всех», – с яростью сказала себе Фрэнки. Маленькой любящей семьи вполне достаточно. Это очень много.

А в Йоркшире все Мортимеры пытались справиться с шоком, который произвело признание Гарри. Стивен вез родителей в аэропорт. В машине стояла леденящая тишина, несмотря на его титанические усилия завязать разговор. Отец, сидевший рядом на пассажирском сиденье, казался ему незнакомцем. Как он мог так поступить с мамой?

Пола тем временем чистила картошку на ужин, и ее голова кружилась. У нее есть сестра. Эта мысль не оставляла ее. Сводная сестра, существовавшая все это время, сестра, о которой никто в семье не знал. Как сложилась ее жизнь? Может быть, она росла, ощущая непроходящее чувство обиды на отца? И как она выглядит? Пальцы Полы задрожали, и мокрая картофелина выскользнула у нее из руки и упала на пол. Оскар, ее длинношерстная такса, мгновенно бросился за добычей.

– Нет! – сурово сказала собаке Пола, но ее голос дрогнул. Она опустилась на колени на линолеум и внезапно расплакалась. Ну почему все так ужасно? Ей хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы отец ничего не говорил, чтобы жизнь снова стала такой, какой она была еще день назад. – Ох, Оскар! – прорыдала она, когда пес потерял интерес к картошке и ткнулся носом ей в руку, выражая свое собачье сочувствие. – Что мы будем делать?

На другом конце города Дэйв смотрел в пространство. Мыслями он явно был далеко и время от времени озадаченно проводил рукой по волосам.

– Не могу поверить, – бормотал он. – Я просто не могу в это поверить.

Банни знала, как выглядит человек, получивший травму. Она отвела его на диван, включила радио – успокаивающее бормотание комментатора крикетного матча на минимальной громкости – и принесла Дэйву пива.

– Не волнуйся, – продолжала она повторять своим самым спокойным голосом. – Все с этим справятся. Все само собой образуется.

Джон тоже пытался свыкнуться с ситуацией. Как только Робин и дети вернулись от его тещи, он кратко пересказал жене всю историю. Но когда она начала задавать вопросы, он замкнулся и сказал, что больше не хочет об этом говорить. Его телефон все время звонил, но Джон переключил звонки на голосовую почту. Расшифровать выражение его лица было невозможно. Казалось, в доме поселился раненый лев. Он рявкал на детей, ссорившихся друг с другом, рычал при любой попытке завести разговор о пустяках. Робин не удержалась от вздоха облегчения, когда муж наконец отправился на долгую пробежку.