Читаем Кое-какие заметки о ничтожестве полностью

   В 1919 году открытие лорда Дансени - у которого я взял идею вымышленного пантеона и фоновой мифологии, представленной "Ктулху", "Йог-Сототом", "Югготом" и т.д. - придало моей творческой фантазии мощный толчок; и я выдал на-гора куда больше материала, чем когда-либо раньше или впоследствии. В то время я вообще не помышлял и не надеялся стать профессиональным писателем; но появление в 1923 году журнала "Weird Tales" открыло весьма устойчивый рынок сбыта. Произведения периода 1920 года несут на себе ощутимую печать двух моих главных эталонов, По и Дансени, и в целом чересчур грешат экстравагантностью и сгущением красок, чтобы обладать серьезной литературной ценностью.

   Тем временем, после 1920 года мое здоровье резко улучшалось, и отныне мое довольно неподвижное существование начали разнообразить скромные путешествия, позволяющие свободнее удовлетворить мой жгучий интерес к древностям. Главнейшим моим наслаждением, не связанным с литературой, стал воскрешающий прошлое поиск волнующе древних зданий и пейзажей по старым колониальным городам и провинциальным дорогам старейших заселенных областей Америки, и мало-помалу мне удалось покрыть значительную территорию от восхитительного Квебека на севере до тропического Ки-Уэста на юге и красочных Натчеза и Нового Орлеана на западе. Среди моих любимых городов, помимо Провиденса, - Квебек, Портсмут в Нью-Хэмпшире, Салем и Марблхед в Массачусетсе, Ньюпорт в моем родном штате, Филадельфия, Аннаполис, Ричмонд, хранящий память о По, Чарлстон восемнадцатого века, Сент-Огастин шестнадцатого века и сонный Натчез с его головокружительно крутым обрывом и пышными субтропиками окрест. "Архэм" и "Кингспорт", упоминаемые в моих рассказах, являются более-менее переделанными версиями Салема и Марблхеда. Моя родная Новая Англия и ее вековечная, неспешная мудрость глубоко запечатлелись в моем воображении и часто различимы в том, что я пишу. В настоящее время я живу в Провиденсе, в 130-летнем доме на вершине древнего холма, где из окна над моим письменным столом открывается, приковывая взор, панорама почтенных кровель и старых ветвей.

   Сейчас мне ясно, что мои литературные таланты фактически ограничены историями о мечтах и снах, о странной тени и космической "нездешности" - несмотря на мой пристальный интерес ко многим другим сферам жизни и профессиональную деятельность по редактированию обычной прозы и стихов. Понятия не имею, почему это так. Я не питаю никаких иллюзий насчет сомнительных достоинств своих рассказов и не жду, что стану серьезным конкурентом моим любимым авторам - По, Артуру Мейчену, Дансени, Алджернону Блэквуду, Уолтеру де ла Мару и Монтегю Родсу Джеймсу. Единственное, что я могу сказать в защиту своих работ, - они искренние. Я отказываюсь механически следовать правилам массовой литературы или заполнить свои рассказы шаблонными персонажами и ситуациями, но упорно стараюсь воспроизвести подлинные чувства и впечатления - со всем талантом, который есть в моем распоряжении. Результат, возможно, скверен, но я все-таки, скорее, продолжаю стремиться к серьезному литературному выражению, чем к соответствию искусственным стандартам дешевого чтива.

   Годами я пытался улучшить и облагородить свои рассказы, но так и не добился желанного результата. Некоторые из этих попыток были упомянуты в ежегодниках О'Брайена и O.Генри, а несколько - удостоились переиздания в антологиях-; но все проекты издания сборника закончились ничем. Возможно, один или два коротких рассказа скоро выйдут отдельными брошюрами. Я никогда не пишу, когда не могу быть непосредственным - выражая настроение, уже возникшее и требующее кристаллизации. В некоторые мои рассказы включены реальные сны, которые я видел. Скорость и манера, в которой я пишу, сильно разнятся от случая к случаю, но лучше всего мне работается по ночам. Среди собственных произведений мои любимцы - "Сияние извне" и "Музыка Эриха Цанна", в названном порядке. Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу преуспеть в заурядной разновидности научной фантастики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное