Коэффициент любви, или Тайна нуля

— Однако в момент своего выступления с теорией относительности он все-таки был лишь дилетантом, а профессиональным ученым стал потом. И остался убежденным сторонником полезной деятельности дилетантов, этих бескорыстных служителей науки, любителей, то есть любящих. Недаром ему приписывают слова о том, как делаются открытия: «Знатоки знают, что этого сделать нельзя, а тот, кто этого не знает, приходит и делает открытие».

— Ну, это милый анекдот, которому нельзя отказать в остроумии.

— А дилетантам можно в этом отказать?

— Нет, почему же. На примере Эйнштейна, если согласиться с вами, мы видим, что и любитель способен стать видным ученым.

— Простите, но Эйнштейн еще не стал профессором, а был инженером, недавним выпускником Цюрихского политехнического института, когда выдвинул, как вы считаете, наиболее остроумный «парадокс времени»?

— Ах, Надя! Вы завели меня в такую чудесную лесную глушь! Я вижу пять березок, растущих как бы из одного корня, напоминая предостерегающую длань некоего лесного божества. Но на одной из березок нанесены вашей рукой волшебные знаки, символизирующие надежду.Я хотел бы надеяться, Надя… Глядя на эту полянку, усыпанную цветущими ромашками, подобными звездам на ночном небосводе, мне хочется раскинуть ваш и мой гороскопы.

— Ах, не то, совсем не то! Вы же математик!

— Не только. Просто я вспоминаю о несколько ином парадоксе, связанном со временем, менее обыденном.

— Парадокс, связанный со временем? — насторожилась Надя, обрадованная своим искусством подвести разговор с «уставшим от математики» профессором к интересующей ее теме.

— Я имею в виду «машину времени».

— Что? «Машину времени»? Но это же антинаучно!

— Зато поэтично. И, если позволите, я прочту вам свои стихи про «машину времени», если хотите, то об этой лесной полянке.

— Стихи? Ваши? — изумилась Надя.

— Да, ученые иногда грешат этим. Так вы позволите?

Бурунов на опыте знал, как безотказно действуют на обычных его спутниц ко времени прочитанные стихи, рассчитывая, что и сейчас они помогут ему воспользоваться этой уединенной прогулкой.

Надя, стараясь скрыть разочарование, пожала плечами:

— Читайте.

Бурунов прислонился плечом к стволу дуба и проникновенно начал:

МАШИНА ВРЕМЕНИ

Да, я нашел ее в лесу,
Когда весенние замолкли трели,
И пух летящий снегом лег на ели,
Застрял в тенетах на весу —
«Машина времени» — в лесу!

Узнать судьбу свою легко!

Цыганкой вечною, самой Природой
Здесь на лужайке звездным небосводом
Цветов раскинут гороскоп.
А лепестки их рвать легко!

Казалось, нет к тебе следа,

Но даль забытая вдруг стала близкой,
Как незабудок ласковые брызги
На дне ушедшего пруда.
А думал: нет к тебе следа!

Приди в наш лес, и мы с тобой…

Сверкнут пусть молнии! Молчи! Ни слова!
Пусть грянет гром! Раскатом рухнет снова!
В душе пожар, погром, разбой!
Я снова молод! Я с тобой!

Бурунов закончил, тряхнул локонами и вопросительно посмотрел на Надю.

А Надя думала о своем, сокровенном. Опомнившись, сказала:

— Как странно, вы еще такой молодой, а слагаете стихи о возвращении молодости, словно утратили ее.

— Это перевоплощение поэта, — скромно заключил Бурунов.

— А вот мой папа, может быть, на самом деле вернется молодым, а нас с вами через тысячелетие и помнить никто не будет.

— Печальное заблуждение века! Былого, разумеется, — к радости Нади прорвало Бурунова. — Еще профессор Дингль задавал сторонникам Эйнштейна, зло высмеивая их, каверзный вопрос. Как может получиться такое? Два брата-близнеца разлетаются в космосе до световой скорости, один на космическом корабле, стартовавшем с Земли, другой — на земном шаре, который, по Эйнштейну, движется относительно космолета точно с такой же скоростью и может тоже считаться космическим кораблем. Каждый из этих во всем равноправных космических путешественников вправе считать себя достигшим световой скорости, когда время его остановилось, сохраняя его молодость, а брата своего безнадежно стареющим. Не значит ли это, что братья, встретясь вновь, одинаково повзрослеют и поймут всю абсурдность теории относительности и «парадокса времени».

— Подождите! — обрадовалась Надя, что профессор Бурунов все-таки попался в ее трижды заброшенную сеть. — Насколько я знаю, Дингля опровергали утверждением, что брат на Земле летит равномерно, а брат на корабле — то ускоряясь, то замедляясь. Равномерные и ускоренные движения нельзя сопоставлять по теории относительности.