Кофе и круассан. Русское утро в Париже

Со странностями такого рода встречаешься здесь довольно часто. Так же, как с русскими корнями в, казалось бы, типичных французских семьях. Россия внесла в генофонд французской нации серьезный вклад. Нет-нет да и мелькнут следы этого гена. «Хирург Татищев» — написано на табличке у подъезда одного из домов в районе Пасси, где селились после революции русские писатели и поэты. Здесь жили Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Иванов, Шмелев, Цветаева…

«С вами говорит мадам Мусина-Пушкина», — звонят мне из французского комитета по космическим исследованиям.

«Да, я по происхождению русская», — говорит дальняя родственница графов Орловых, известный французский советолог Элен Карер д’Анкос, избранная во Французскую академию, основанную еще кардиналом Мазарини.

Со времен Анны Русской, жены Генриха I и впоследствии французской королевы, Франция не раз роднилась с Россией. Война 1812 года и оккупация Франции русскими войсками, где они стояли почти пять лет в общей сложности, немало этому способствовали. После 1917 года русская эмиграция во Францию приняла массовый характер, чему французские власти не препятствовали, учитывая тяжкую демографическую ситуацию, осложнившуюся в стране после Первой мировой войны. Приток свежей крови, хлынувшей во Францию с первой волной послеоктябрьской эмиграции, был для стареющего галльского гена просто находкой. Русские женщины, наследницы древних дворянских фамилий и вольных казаков, петербургских разночинцев и крепких на дело волжских купцов, принимали фамилии разорившихся д'Артаньянов и разбогатевших наследников санкюлотов. Станичные атаманы женились на субтильных парижанках, о чем напоминают сейчас могилы на русских кладбищах в Ницце и Сен-Женевьев де Буа. Их дети, как правило, если и говорили по-русски, то уже с акцентом. Внуки же были русскими только по крови, по деду-бабке и языка нашего уже не понимали совсем.

Бывает, однако, и так, как у Анри Труайя. Этот академик, живой классик современной французской литературы, по происхождению — Тарасов. Он попал во Францию ребенком и на русском языке никогда не писал. Но настолько, видно, силен русский ген, что Труайя признается: «Когда я читаю переводы своих романов на русский язык, я понимаю, что я русский писатель..»

Русскую женщину любил великий Анри Матисс. На русской был женат классик французской современной живописи Фернан Леже. Да мало ли! В доме одного французского миллиардера хозяйка, дама уже в возрасте, неожиданно сказала мне на чистом русском языке:

«Я русская и до сих пор люблю бывать в Петербурге».

Я спросил ее, почему столь охотно французы женятся на русских.

«Это не правило, — ответила она, подумав. — Но больше всего, пожалуй, потому, что русские женщины умеют быть верными и в любви, и в дружбе и никогда не бросят супруга в беде…»

Русские имена пестрят в справочниках «Кто есть кто во французской науке». Русские корни — у сотен французских художников и музыкантов. Балет Франции немыслим, без российских балетмейстеров и танцоров Дягилева, Павловой, Лифаря, Нижинского, Нуриева, Кшесинской, Преображенской…

И все же, как бы мы ни тешили свое национальное тщеславие нашей кровной сопричастностью французской культуре, культура эта принадлежит Франции и тем, кто, начав ей служить, принял гражданство последней. Они уже французы, даже без анкетного уточнения «русского происхождения». Те времена, когда русская культура, действительно, существовала во Франции как небольшой, но все же самостоятельный остров, оторванный революцией от российского материка, но органически с ним связанный, по сути дела, ушли в прошлое вместе с русской эмиграцией конца XIX и первой половины XX века. Остались, пожалуй, в роли такого острова только зарубежная православная церковь и храмы Русской Православной Церкви (РПЦ). Остались Консерватория им. Рахманинова в Париже и те немногие эмигрантские издания на русском языке, которые, как мы когда-то писали, «родились во льдах “холодной войны”». Теперь они ориентируются уже не столько на русскую эмиграцию, сколько на читателей в России. Отсутствие автономной русской культуры во Франции, как и в других странах Запада, неизбежно привело к ограничению круга ее знатоков в зарубежье, где остались лишь немногие выходцы из русской среды, а немногие из тех, кого еще можно отнести к национальной интеллектуальной элите послевоенного периода, доживают свой век..

Набор представлений о русских и России у среднего француза, как правило, небогат. Более того, на Западе о русских и России вообще судят чаще всего по набору устоявшихся стереотипов.