Кофе и полынь

— Он… — выдохнула Зельда почти беззвучно. — Он, родименький, живёхонький!..

А ведь это и вправду был он.

Лайзо.

После той чудовищной катастрофы миновало уже четыре месяца; он всё ещё заметно хромал. Волосы отросли, но неравномерно, и с одной стороны были чуть длинней, чем с другой. Слева лицо покрывали тонкие шрамы, похожие на первый осенний лёд — от середины щеки до виска, и дальше к шее… Но это всё не имело значения.

Он был жив; он вернулся… и он улыбался.

— …лейтенант Лайзо Маноле! — грянуло, кажется, прямо у меня над ухом, стоило утихнуть фанфарам.

Я вглядывалась в него до боли. Замечала некоторую скованность в движениях, чересчур блестящие глаза; и серый мундир с золотыми нашивками — неужели «Осы»?

А между тем Его Величество Вильгельм Второй уже взял с бархатной подушки орден и начал говорить. Я слышала едва ли половину, хотя дурнота уже начала отступать и пол почти перестал крениться, подобно палубе тонущего корабля.

— …а также за смелость, проявленную перед лицом смерти, за самоотверженное служение Аксонии и усилия, приложенные для того, чтобы мир наступил; в благодарность за тысячи спасённых жизней здесь, в Бромли, и на фронте; за особые заслуги в разоблачении бесчеловечных намерений противника; за доблесть, послужившую всем нам примером… — Его Величество сделал паузу, и затем продолжил: — …Награждается орденом святого Игнатия первой степени, а также титулом баронета: отныне к нему надлежит обращаться «сэр Лайзо Маноле».

«Сэр Лайзо Маноле, — пронеслось у меня в голове. — Первый баронет Маноле… Неплохо звучит!»

Зельда же, кажется, была как никогда близка к тому, чтобы лишиться чувств.

Повинуясь знаку, Лайзо поднялся на несколько ступеней, и Его Величество прикрепил орден к его мундиру. Снова грянули фанфары; все зааплодировали… И тут я заметила, как король обменивается с кем-то взглядом в толпе и кивает.

«Дядя Рэйвен? — не поверила я своим глазам, когда проследила направление взгляда. — Что это значит?»

Но времени на размышления мне никто не дал.

— Это была государственная часть, — улыбнулся Его Величество, на удивление тепло, почти вразрез с этикетом. — Но я хотел бы выразить благодарность и лично. Не думаю, что многие отважились бы сделать то, что сделали вы, потому что прежде такого не делал никто! Если я могу что-то сделать для вас, то говорите сейчас, лейтенант Маноле… сэр Лайзо Маноле.

Лайзо помедлил только секунду — и уверенно произнёс, словно тысячу раз отрепетировал эти слова:

— Вы, Ваше Величество, назвали меня смелым человеком… Но, покидая Бромли почти год назад, я… струсил. Струсил и не открыл должным образом своего сердца той, которую люблю, люблю безнадёжно и давно, — он умолк ненадолго, опуская взгляд, и в зале зашептались. В толпе я заметила Фаулера; прислонившись к колонне, он сосредоточенно вписывал что-то в блокнот. — И, боюсь, если я не скажу это сейчас, то не смогу уже никогда. Та, кого я люблю всем сердцем, сейчас здесь. Вы ведь позволите мне?..

Его Величество быстро и почти незаметно взглянул отчего-то на супругу, Виолетту Альбийскую, и затем кивнул:

— Дозволяю.

И стало очень тихо.

А потом Лайзо обернулся, безошибочно находя меня взглядом в толпе, и позвал:

— Леди Виржиния.

Неосознанно я выпрямилась. А толпа раздалась в стороны, как море по слову Небес в Писании, и Лайзо сделал ко мне шаг, другой, третий… пока не очутился рядом и не опустился на одно колено.

Меня охватила дрожь; он был здесь, со мной, снова, взаправду.

— Я обещал, что вернусь, — произнёс Лайзо, точно подслушав мои мысли. — Хотя дорога была длинной… Одно неизменно: я люблю тебя так, как не любил никого и никогда. И не было дня, чтобы я не думал о тебе. Даже в небе; даже когда небеса рушились на землю. Я люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой всегда, так долго, как это возможно. Ты делаешь меня сильнее; ты сделала меня тем, кем я стал. Всё, что у меня есть, это лишь моё сердце, и оно пылает огнём. Я вручаю его тебе, и… ты выйдешь за меня?

Пока он говорил, меня бросало то в жар, то в холод. Зал расплывался, как во сне… А когда Лайзо замолчал, то я осознала, что все смотрят на нас, все ждут моего ответа — и что я правда могу сказать «да».

И никто не посмеет нас осудить, ныне и впредь.

А если и посмеет…

Право, мне всё равно.

— Да, — ответила я громко и ясно, чтобы ни один человек не усомнился в том, слышит. — Я выйду за тебя.

А Лайзо посмотрел на меня вниз бесстыжими зелёными глазами — как дубовый лист на просвет — и спросил:

— Прямо сейчас?

Что тут началось!

Все заговорили, загомонили. Кто-то даже упал в обморок! Пользуясь случаем, я наклонилась и шепнула серьёзно:

— Если мы сейчас поженимся, это будут самые поспешные помолвка и свадьба в истории Аксонии.

И Лайзо плутовски улыбнулся:

— Ты так говоришь, словно это плохо. Недостатки-то будут?

Трубы взвизгнули резко и настырно, и собравшиеся постепенно умолкли. Мы с Лайзо молчали тоже — и глядели на Его Величество, который, кажется, был несколько удивлён, хотя и позабавлен тоже… И вдруг кто-то произнёс:

— Ну, если дело только в свадьбе, то поженить их могу и я!