Кофе и зеркало

– Нет. Просто я…почувствовал, что не надо нам выходить. Но курить хотелось. Тебе вернуть?

– Не надо. Пусть будет твоей.

– Но теперь у меня есть вся ты!

– Боюсь, теперь история обратная. Только вот все документы со мной. И вещи. И даже ноутбук. Так что я подготовлена лучше тебя.

– Ты знала, что попадешь ко мне?

– Нет. Просто я всегда ношу с собой документы и комп. И загран. И медкнижку. И диплом. И аптечку. И фотографию того персонажа, что ты видел в первый раз.

– Я помню, что тебя зовут Северка.

– А я помню, что ты Джованни.

И он снова полез обниматься! Ну, как ему можно было отказать?

Два ведра капучино, два бутерброда, два часа тихих разговоров на смеси двух языков. И две синих кожаных перчатки у меня в рюкзаке. Комплект.

Джованни за этот год поднялся по службе своей, профессорской, взял кредит на хаус. Нос ему оцарапали случайно, а очки он больше не носит.

Он такой нерусский, что мне даже страшно. А я такая русская, что страшно ему.

– Так. Сейчас мы поедем ко мне.

– На такси?

– На такси! – чему он так обрадовался?

Через полчаса я поняла – чему. Когда такси выскочило из города. На такси до его колледжа – это был шанс показать, что денег не жалко. Где он вычитал, что перед русской девушкой надо деньгами разбрасываться? Знала бы – поехали бы на поезде, как все. Но Джованни рассказывал о колледже, не отпускал мою руку и смеялся.

Мы проехали не больше десятка миль. Машина остановилась в парковочном кармане. Водитель обернулся, постучал в окошко в салонной перегородке. И четко произнес пару фраз. Джованни вымученно улыбнулся и перевел для меня:

– Просит спокойно выйти. И руки не прятать в карманы.

– Грабит?

– Хуже.

– Засекли нас?

– Да. – Капуцин вылез первым. А я натянула обе синих перчатки, не торопясь вышла наружу.

– Ты переводи, Джованни. Все переводи. И не бойся.

Таксист оказался точной копией наших «добрых молодцев». Только пахло от него одеколоном подороже, а от наших совсем не пахло. Он попросил положить все вещи из карманов на асфальт, благо, нас скрывал автомобиль. Потом попросил снять шарфики, расстегнуть курточки и не шевелиться, пока…

Мне надоело это пока. И когда Капуцин вытащил из кармана портмоне, чуть присел и положил его перед «приятным джентльменом», я положила обе ладони ему на плечи. И пожелала оказаться нам обоим как можно дальше отсюда. Как можно дальше от острова. Как можно дальше от любых спецслужб.

Не знаю, что говорил опергруппе наш таксист. Портмоне ему осталось. А вот меня, двухметрового Потеряшку и офигевшую от счастья ворону, что в тот миг пролетала над нами – вышвырнуло на синем-синем полюсе.

– ?!?!+;'%&;;! – подумала я, а потом так подумал, но уже вслух и по-английски мой друг. Ворона каркнула и решила с нами не дружить. Мне было жаль птичку, но не до нее было.

– Надень! – я стянула одну перчатку и сунула Капуцину. – Немедленно!

Слава богам, он послушался. Осталось только схватить его ладонь в перчатке своей, тоже в перчатке, и крикнуть:

– Подумай о своем доме! О самом безопасном месте в мире! Мой дом – моя крепость и в таком духе! Давай!

Грохнуло так, что услышали все обитатели кампуса. Потому что мы очутились в стенном шкафу. Или в чем-то похожем.

– Вы что, реально от всего в шкафу прячетесь?

– Что. Это. Было?

– Кажется, я знаю, как нам удается это.

– Что – это? – спросил вежливый и донельзя противный голос, створки распахнулись, и на нас уставились трое джеймс-бондовских типажей.

Капуцин вышел из шкафа, стянул перчатку и протянул ее агентам:

– Вот. Возьмите. И оставьте нас в покое. Северка, давай, отдай им это. И они оставят нас в покое.

– Вас – да. А мисс придется пройти с нами.

Волокли меня по лесенке громко. Сопротивлялась я, как и положено – кусаясь и матерясь. И в машину запихнули тоже громко. А мой костлявый шотландит-валлиец дернулся, конечно, но тут же был повязан, уколот и уложен на диванчик у себя дома.

Перчатки изъяли, спасибо, что за мое русско-базарное поведение морду не набили. Хотя, после того как я цапнула двух из трех агентов – могли. Сильно цапнула, даже челюсти свело. Но стерпели и только постарались зажать меня в уголке своими весьма накачанными телами. Так, прижатая качками, я и доехала до места назначения. А там меня втолкнули в камеру, которая была лучше предыдущей в разы и оставили созерцать нештемпелеванную подушку. Когда дверь закрывалась, услышала:

– Укол надо делать?

– Не знаю. А вдруг она бешеная?

– Бешеная, бешеная! – крикнула я им вслед и села у стены. И решила больше никогда не плакать. И решила подумать хорошенько. А это я умела.

«Как можно дальше» представляло из себя что-то вроде Кольского побережья со стороны полюса. Это в моем сознании – край света. Повезло, потому что сейчас я крайне интересовалась МКС и полетом шустрого Куриосити к Марсу. А, может, надо было на Марс? Но то, что в представлении Джованни дом – это шкаф, меня повеселило. Детство какое! Надо было мне рулить. Да чего уж там, сейчас будет то же самое: подписка о неразглашении, самолет, вокзал, аптека – спирт Феррейновский и тьма.