Кофе, можжевельник, апельсин

– …лишь неразумное чадо, у которого в голове только мрак невежества, может бегать у самой стены. Там камень на камне едва держится, в любую минуту всё может посыпаться, а ты, дурак, ещё и детей малых туда потащил. А если бы вы покалечились? Молчишь? Сопишь? То-то же. Думать учись, а то у тебя ноги прежде головы действуют.

– Мне, право, неловко прерывать столь прочувствованную проповедь, однако я не нахожу в себе сил оставаться в стороне, – произнесла я негромко, вставая рядом с Лиамом. – Отец Адам, я полагаю?

– Других «отцов» здесь нет. Хотя этому отроку строгий отец бы не помешал, – сухо ответил священник поворачиваясь ко мне. – А вы, значит, та самая леди Виржиния? Наслышан. Но хорошего в тех слухах мало.

Я замешкалась с ответом, разглядывая отца Адама. Цельное впечатление о новом знакомом пока не складывалось. Внешность ему досталась суровая и устрашающая: высокий рост – лишь на полголовы меньше, чем у Джула; глубоко запавшие глаза под массивными надбровными дугами и крючковатый нос; чёрные курчавые волосы с изрядной долей седины, особенно на висках; худоба и лёгкая сутулость… В широком священническом облачении он напоминал пугало на гнутой палке, завёрнутое в чёрную ткань.

Судя же по манерам, нарочито грубоватым и простым, отец Адам, во-первых, привык к положению человека с неоспоримым авторитетом, и, во-вторых, вообще не испытывал почтения ни к титулам, ни к богатству. С другой стороны, его беспокойство за Лиама выглядело вполне искренним и оправданным: действительно, не место было детям близ опасных развалин.

Да и адвокат отзывался о нём неплохо…

– Слухи – вещь скверная, не стану спорить, – с улыбкой ответила я наконец, сводя всё в шутку. – Верить им – значит обманываться. Повторять – значит умножать яд.

– Я тоже читал поучения святой Генриетты Милостивой, – ничуть не смутился отец Адам. – Но думаю, что у каждого должна быть своя голова на плечах, и не стоит во всём полагаться на святых. Зачем вы приехали? Собираетесь недрогнувшей рукой отобрать землю, которая позволяет не умереть с голода самым бедным семьям в этой деревне? Или лично выстрелите в меня из своего револьвера, воспетого газетчиками?

Тут, признаться, я растерялась, не зная – смеяться мне или оскорбляться. Какие страсти из-за небольшого огородика! Затруднение разрешил Эллис: он звонко расхохотался, подошёл и хлопнул священника по плечу:

– Да вы шутник, друг мой. Из револьвера леди Виржиния стреляет разве что по закоренелым убийцам и опасным безумцам. А для всего остального у неё есть ручной детектив, то есть я. Рад представиться – Алан Алиссон Норманн, один из лучших – и я не хвастаюсь – детективов Управления спокойствия в Бромли. Ради леди Виржинии берусь за любые дела. Вот, например, смерть мистера Кирни… Как полагаете, она естественная?

Отец Адам резко изменился в лице; разгладилась глубокая складка между бровями, смягчился изгиб губ… Стало вдруг ясно, что священник уже весьма немолод и что нынче он, скорее всего, не выспался – возможно, потому и удостоил меня язвительной отповеди.

– Бедный Джон, да покоится его душа на Небесах, – пробормотал отец Адам, немного ослабляя зелёный шарф. – Надеюсь, он наконец встретился со своей добродетельной женою… Леди Виржиния, вам уже наверняка пересказали эти возмутительные сплетни о покойном Джоне, – устремил он на меня внимательный взгляд светло-серых, почти прозрачных глаз. – Не верьте им. Мистер Кирни каждое воскресенье ходил к проповеди, не пропускал ни одной. Даже зимою он выращивал дома цветы из семян и ежемесячно возлагал их к алтарю. Он был человеком трудолюбивым и честным. Единственный его порок – доверчивость. И пугливость, пожалуй. Кто-то воспользовался этим, вошёл в доверие и запугал. Готов спорить, что это один из премерзких вероотступников.

Эллис вкрадчиво улыбнулся и положил священнику руки на плечи, заглядывая в лицо снизу вверх.

– Премерзких вероотступников? – поинтересовался он мурлычущим голосом. – А у вас здесь и такие водятся? Я заинтригован, отец Адам…

Тот и бровью не повёл; похоже, что выходки Эллиса волновали его куда меньше, чем благополучие прихожан.

– Вы поселились у Аклтонов, – произнёс он с прежними ворчливыми интонациями. – Миссис Аклтон склонна к греху чрезмерной болтливости, и супруг её, увы, с годами перенял сию слабость. Думаю, что они рассказали уже вам и о скверных увлечениях мистера Лоринга, и о губительном самообмане мистера Блаузи. Мои усилия по спасению сих заблудших душ, увы, пока тщетны. Но если кто и приложил руку к помутнению ума доброго Джона Кирни – так это те двое.

Я притянула к себе Лиама и незаметно отступила назад. Эллису нужно было пространство для манёвра, как сказал бы полковник Арч. При леди и ребёнке отец Адам вряд ли стал бы откровенничать.