Кофе, можжевельник, апельсин

«Я и сама не знала!» – хотелось воскликнуть. Но я сдержалась, потому что осознала внезапно: это правда. Когда он приближался ко мне, когда брал за руку, звал по имени, смотрел в глаза… или, как сейчас, вдруг делал что-то невообразимое совершенно естественно, то правила и законы отступали. И образ леди Милдред, тот идеал, которому я следовала, растворялся без следа, а вместо него возникала незнакомка.

И эта незнакомка… пугала.

В ту самую первую встречу она взяла верх всего на одно мгновение – достаточно, чтобы машинально поправить причёску и приветливо улыбнуться в безрассудном стремлении понравиться. А леди, «та, что внутри», испугалась – и резко сказала «нет».

И что же… теперь?

Что со мной происходило, в конце концов?

– Не стоит беспокоиться, – заставила я себя улыбнуться, потому что пауза затягивалась, а Лайзо… Лайзо продолжал смотреть. И, кажется, видел меня насквозь. – День был долгим и очень утомительным. Тем не менее, я с нетерпением жду вашего рассказа. К слову, Эллис закончил исследовать медвежью шкуру?

Лайзо помедлил с ответом. А когда заговорил, то голос и манера речи сильно отличались от того, что я привыкла слышать. Так, словно передо мною вдруг оказался совсем другой человек, незнакомый и немного пугающий.

– Да, около получаса назад. И его догадки подтвердились. Аклтон рассказывал, что Джон Кирни раскопал в завале шкуру медведя с целой головой и устроил розыгрыш. Что потом стало с находкой, неизвестно. Однако та шкура, в которой Джон Кирни бежал через холмы, совсем другая. Во-первых, она ухоженная. Во-вторых, до недавнего времени она висела на стене как украшение – Эллис нашёл крепления на внутренней стороне. В-третьих, – Лайзо позволил себе усмешку, – мех до сих пор немного пахнет лавандой, хотя он был испачкан изнутри смесью из жира и сажи, а затем пролежал в сугробе целую ночь. Значит, за мехом ухаживали. И он никак не мог быть той самой шкурой, найденной в развалинах.

– Наблюдение интересное, – кивнула я. В затылке появилась странная лёгкость, как перед обмороком. Лайзо продолжал смотреть мне в глаза, и из чистого упрямства я не отводила взгляда, хотя чувствовала себя всё более неловко. – Но что из этого следует?

Мадлен вновь коснулась моего плеча, привлекая внимание, и тихо произнесла:

– Редкость.

Губы Лайзо дрогнули в улыбке.

– Не зря он тебя заметил. Да, Эллис тоже так думает. Хорошо выделанная медвежья шкура – большая редкость в этих краях. Найдём, кому она принадлежит – отыщем и убийцу. Или хотя бы след.

Я пожала плечами.

– Тогда стоит расспросить жителей деревни… Одного не могу понять – зачем вообще нужно было устраивать маскарад со звериной шкурой? Неужели нет более действенных способов убить человека?

Лайзо наконец опустил ресницы. Я глубоко вздохнула, отводя взгляд в сторону, и только тогда поняла, как напряжена была последнюю минуту. Грудную клетку словно стискивало невидимым железным обручем.

Огонёк в керосиновой лампе мигнул, хотя никакой сквозняк не мог, разумеется, проникнуть сквозь толстое стекло. Полумрак сгустился, и его иллюзорная тяжесть стала ощущаться вполне отчётливо. Стены сдвинулись и накренились… Я на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, то всё было по-прежнему, только к запаху старого дерева и ткани добавился едва заметный аромат вербены.

– Способы есть, – ответил Лайзо. – Но способ – это инструмент. Если вам нужен том с верхней полки, вы можете подойти и взять его сами. Или приказать слуге. Или попросить родственника либо друга. Или состроить невинно-беспомощный вид, бросая взгляды в сторону полки, чтоб поклонник сам догадался, как вам лучше услужить. Вы сопоставляете цель с теми средствами, которые имеются в вашем распоряжении… и выбираете единственно верный способ. Если прибегнуть к ошибочному способу, то все усилия на протяжении очень и очень долгого времени пойдут прахом.

Меня пробрало холодком.

Рассуждения были безупречно логичными и, пожалуй, сухими. Ни лишних эмоций, ни нравоучительных интонаций… Однако я отчётливо понимала, что за ними стоит что-то ещё. Не только размышления о том, почему Джона Кирни довели до гибели столь необычным способом, но и нечто глубоко личное.

– Кирни кто-то пытался убедить, что он становится оборотнем, – произнесла я очевидное только для того, чтобы не молчать.

– Эллис уже говорил об этом, – подтвердил Лайзо. У меня словно холодный комок в груди образовался; отчаянно не хватало привычных народно-просторечных интонаций и словечек. Насколько же такая мелочь, оказывается, делала любую беседу легче и непринуждённее! Словно раньше я ощущала прикосновения сквозь тёплую осеннюю перчатку, а теперь – уязвимой, голой рукой. – Но цели у убийцы могли быть и другие. Например, выставить Кирни сумасшедшим перед несуеверной частью деревенских жителей. А суеверную…

– …убедить в существовании колдовства? – подхватила я, заставляя себя увлечься логическими размышлениями. Это помогало отвлечься от неясно-тревожного ощущения.

Мадлен сжала моё плечо. Я машинально нащупала её руку и накрыла своей.