Кофе, можжевельник, апельсин

– Конечно, нет, – смеётся она. – Мы поклялись. И залог клятвы нашей теперь здесь, – касается земли изящная рука; едва можно разглядеть под тонкими пальцами дубовый росток. – Величайшее из сокровищ…

Мужчина вдруг порывисто склоняется вперёд и кладёт руку на её живот. Белёсый дымок течёт по склонам вверх, окружает влюблённых. Мне чудится в нём эхо голосов и человеческие силуэты; бесцветная луна наливается золотом, ветер стихает.

– Моё сокровище здесь, Алвен. Я люблю тебя. Я построю для тебя дом, высокий и прочный. Я завоюю для тебя столько земли, сколько ты пожелаешь.

Девушка улыбается:

– Эта земля и так принадлежит мне, – потом наклоняет голову и продолжает тише: – У нас будет красивый сын. И смелый.

Мужчина гладит её по волосам – бережно, ласково. Серебристый дым плотной стеною встаёт вокруг, и теперь человеческие силуэты видны уже явственно. Много, много людей в странной одежде; иные из них сжимают серпы, другие опираются на копья.

– Откуда ты знаешь, Алвен?

Она поднимает голову и смотрит поверх его плеча, прямо на меня; глаза у неё серо-голубые, холодные.

– Мне снился сон.

И в одно ослепительно-яркое мгновение я вдруг понимаю, как зовут этого мужчину – Вильгельм Лэндер.

Тот, кто потом станет первым графом Валтером.

Погода на следующий день установилась преотличная – теплая и солнечная, точно в Аксонию задолго до срока заглянула весна. Я проснулась на удивление рано и даже успела заскучать до завтрака. Прошедшая ночь помнилась смутно; и вынужденное бодрствование после двенадцати, и последовавший за ним сон были словно подёрнуты дымкой. Единственным ярким образом оставался росток дуба, прикрытый белой ладонью…

Значило ли видение, что именно это дерево отмечало место, где Вильгельм и Алвен спрятали сокровище в знак своей клятвы? Или не стоило понимать сон буквально? Ведь предыдущие два, скорее, походили на метафоры, на иносказания.

– Мэдди, – обратилась я наконец к подруге за завтраком. – Скажи, а есть ли на вершине холма большое старое дерево?

Она кивнула, не задумавшись ни на секунду.

– А какое? – продолжила я, чувствуя, как нарастает беспокойство. Сон всё больше походил на правду.

Мадлен секунды две с излишней внимательностью разглядывала свой пудинг, а затем твёрдо произнесла:

– Дуб.

Теперь уже и дядя Клэр явно заинтересовался диалогом. Однако в присутствии детей и посторонних – а с нами нынче завтракал мистер Панч – задавать вопросов не стал, ограничившись замечанием:

– Прежде вы не слишком увлекались ботаникой, милейшая моя племянница.

– Да, верно, – согласилась я, не желая спорить. И добавила, частью из озорства, частью из желания хоть с кем-то поделиться грузом тревог и раздумий: – Раньше я и историями о проклятых кладах не слишком увлекалась.

Едва услышав слово «проклятый», Лиам весь обратился во внимание. Даже укоризненный взгляд Паолы не возымел должного действия. Однако прежде, чем мальчишка влез в беседу, а дядя Клэр сообразил, что имеется в виду, внезапно заговорил мистер Панч:

– Проклятые клады? То, о чём говорили в деревне?

Клэр отложил вилку и посмотрел на адвоката уже без тени насмешки:

– Поясните, будьте любезны.

– О сокровище леди Виржиния, полагаю, уже знает, – спокойно ответил он. Смешные круглые очки снова запотели, хотя причин для этого не имелось решительно никаких. Не едва тёплый пудинг же обвинять! – В той подборке документов, что я передавал ранее, есть краткое изложение некоторых слухов, касающихся клада. Раньше их обсуждали куда как чаще, однако в конце лета весть о призраках и проклятии замка едва ли не полностью заняла умы сплетников…