Чтобы чересчур не разволноваться, я не стал рассматривать все снимки до конца, по быстрому упрятав их назад, в мешочек; в конце концов, данные слабости – личная-интимная жизнь мсье Лебуа, а для меня главное – раскрыть настоящего убийцу, чтобы снять всякие подозрения с себя и своих близких. Хотя, если честно, убийца столь неприятной особы как Моника после знакомства с ее «коллекцией» невольно внушил мне еще большую симпатию.
Отложив «шелковую» коллекцию в сторону, я взялся за следующий экземпляр рюкзачка – новенький рекламный проспект венского ресторана «Бейрут» с фирменной символикой – зеленый раскидистый кедр – и подробнейшим восточным меню. Тщательнейшим образом изучив каждую из пяти страниц проспекта, я не обнаружил ничего, что могло бы заинтересовать профессиональную шантажистку. Совершенно не понятно, зачем Моника позаботилась припрятать это в своем рюкзачке.
Я отложил проспект в сторону. В итоге передо мной оставался третий и последний «компромат» или то, что с натяжкой можно было назвать таковым – небольшой стильный фотопортрет молодой дамы в тонкой деревянной рамке. Единственное не совсем приличное, и то с большой натяжкой: дама была обнажена. Она лениво возлежала на диване в позе Тициановской Данаи, ее лицо было скрыто поднятой рукой, а само тело, казалось, говорило о том, что девушка находилась в своеобразной нирване – скорей всего, после страстной и волнующей секс-минутки с любимым.
Итак, после ознакомления с тайником погибшей я пришел к безутешному выводу: этот компромат по сути мне абсолютно ничего не дал. Да, Макс Лебуа сильно рисковал, допустив в руки шантажистки подобные снимки с собой в главной роли. Но это не доказывало, что именно он ее и отправил на тот свет. Да, возможно, Стефан желал получить назад портрет обнаженной дамы – по-видимому, своей супруги Полин. Но совершенно нелепо предположить, что из-за этого фотопортрета он пошел на убийство. Ну а проспект «Бейрута» и вовсе ничего не объяснял, а только ставил в тупик – зачем он вдруг понадобился Монике? Каким образом и против кого она намеревалась использовать ливанское меню?..
Все это на данный момент оставалось вопросами без ответа. Я подумал, что стоит дойти до «Бейрута» и побеседовать с кем-нибудь из персонала. Совершенно очевидно, что Моника Левоно побывала там, раз умудрилась прихватить с собой проспект, и кто-то из посетителей очень ее заинтересовал. Интересно, кто же?
Между тем время шло, и мне пора было выполнять обещанное: отправиться в кафе «Пеликан» и передать в руки печального Стефана либо портрет обнаженной, либо рекламный проспект «Бейрут». Интересно, что он выберет?
Я взглянул на часы, припрятал снимки Макса под матрац своей кровати, а проспект с портретом сунул в пакет. Теперь можно было отправляться в «Пеликан» и слушать исповедь Стефана Лукера.
Глава 23. От первого лица
Все в этот день было выдержано в слегка минорных тонах. Доселе безупречная августовская погода неожиданно сменилась легким ненастьем: к моменту моего выхода из отеля небо вдруг затянуло серыми тучами и тут же заморосил мелкий теплый дождь. Я прибавил шагу, но все равно вошел в кафе слегка подмокнув, сразу же заприметив Стефана за дальним столиком у окна и поспешив к нему.
– Еще раз приветствую вас, Стефан, – я старался, чтобы мой голос звучал весело и беспечно. – Как мы с вами и договаривались, я пришел, но, сами видите, со слегка подмоченной репутацией.
Согласен, моя шутка в данных обстоятельствах была, возможно, немного грубовата, но я понял это лишь когда увидел вспыхнувший на щеках Стефана румянец.
– Прошу прощения, совершенно не хотел вас обидеть, – усаживаясь прямо напротив него, я поднял обе руки. – Просто я ужасно устал от всех этих вопросов без ответа, а тайник Моники, признаюсь вам честно, ничего мне не дал, лишь добавил новые. Вот, выбирайте сами, что из двух – ваше?
Я выложил на столик между нами проспект и фотопортрет. Отмечу сразу, на пестрый журнальчик Стефан бросил лишь мимолетный, слегка недоуменный взгляд, а вот к портрету протянул моментально задрожавшие руки.
На какое-то мгновения он словно бы позабыл, что рядом нахожусь я, другие посетители за соседними столиками; целиком отключившись от реальности, с огромной нежностью немолодой мужчина смотрел на портрет в своих руках, словно это была не черно-белая фотография в рамке, но живая женщина. В конце концов, он глубоко вздохнул, осторожно положил портрет на столик перед собой и сделал знак официанту принести нам по большой чашке капуччино.
– Итак, я обещал вам исповедь, и вы ждете от меня откровенного рассказа. А я вдруг понял, что давно хочу поделиться с кем-то своей историей, потому что носить все в себе, не имея и минимальной возможности элементарного сочувствия, мне уже не по силам. Я ведь уже не так молод!
– Стефан, вы далеко не старик, – я ободряюще улыбнулся. – Держать в себе все переживания трудно в любом возрасте.
– Вы правы…