– Ты могла бы разузнать все немного лучше, – сказала Стина, которую сильно печалила приближающаяся разлука с Граблями. Но она к тому же беспокоилась по поводу своих детей и о том, что скажут ее старые знакомые из церковного хора в Йенчепинге.
– А вы сами? Разве вы не могли ничего сделать? – защищалась Марта. – Моя голова была забита планированием краж.
– Да, ты заразила нас своими преступными замыслами, – сказал Грабли, и Марта, которая уже закончила плакать, разревелась снова.
– Мне ужасно жаль, – всхлипнула она. – В следующий раз я постараюсь не ошибаться.
– В следующий раз? – включился в разговор констебль. – Неужели все так плохо? Вы еще не попали в тюрьму, а уже планируете новое преступление.
– Нет, нет, я имею в виду в жизни, – объяснила Марта. – Отныне я сначала буду все тщательно обдумывать и только потом действовать.
– Остается пожелать тебе удачи в этом, – сказал Грабли.
Всплакнув еще немного уже всей компанией, они помирились, прежде чем их должны были развести по камерам, и долго обнимались, уверяя друг друга, что скоро увидятся снова. Марта попыталась напоследок как-то ободрить остальных.
– Время летит быстро. Скоро нас переведут в колонию и отпустят на свободу с электронным браслетом на ноге. А потом мы снова окажемся на свободе, – сказала она и понизила голос, чтобы никто посторонний не мог услышать ее: – И послушайте, не забудьте требовать посещения священника. Не только Бог общается с ним, – продолжила она таинственно и подмигнула. А затем быстро пожала их руки три раза, и друзья поняли, что у нее появилась новая идея.
39
В Соллентунском следственном изоляторе все дышало новизной и свежестью, и фактически разлука с обычным миром переносилась легче, чем в более старом и несовременном Крунуберге. Но он в любом случае оставался тюрьмой, и пребывание в нем, особенно в первые часы, действовало удручающе. Марта не стала исключением, и пусть она старалась высоко держать голову и выглядеть спокойной и собранной, на душе у нее кошки скребли.
Прежде всего ее беспокоило, почему полицейские в Крунуберге так недружелюбно отнеслись к ним. Они впятером пришли признаться в своих деяниях, но вместо благодарности столкнулись с иронией и, да, чуть ли не насмешками со стороны господ в униформе. Никакого уважения к старым людям! А ведь когда Анна-Грета расплакалась из-за исчезнувших картин, а Стина рассказала, как она дорисовывала их, констебль, казалось, получил достаточно. Он позвонил прокурору и потребовал задержать всех. А потом их допросили еще немного, и они вполне естественно превратились в подозреваемых в преступлении, в котором сами признались.
– Тебе сюда, – Марта почувствовала толчок в бок, и надзиратель направил ее в комнату, где ей требовалось пройти процедуру оформления. Она попала в чистое помещение, где пахло свежеструганым деревом и пластмассой, и села в кресло в маленьком холодном закутке около стеклянной стены, где ее попросили подождать. А спустя немного времени с другой стороны прозрачной перегородки появились несколько человек в синих свитерах, и Марта вежливо помахала им. Вертухаи, подумала она и заставила себя пробормотать это слово несколько раз. Ведь именно так, насколько ей было известно, надзирателей называли среди заключенных, и сейчас, попав в тюрьму, она хотела показаться своим человеком и легко и непринужденно влиться в местный коллектив. В Крунуберге она слышала разговоры об издевательствах и прочих ужасах, поэтому решила держать ухо востро. Окошко открылось, и один из вертухаев появился в нем.
– Добро пожаловать, – сказал он и, по мнению Марты, это звучало довольно странно, как если бы ее здесь с нетерпением ждали как дорогого гостя и просто хотели поздороваться.
А затем последовал разговор с вопросами о самочувствии, принимает ли она какие-нибудь таблетки, нужно ли ей специальное питание и как она смотрит на будущее пребывание в заключении, и у нее создалось впечатление, что персонал сразу хотел понять, кто является настоящим злодеем, а кто – нет. И в ее случае с этим действительно нелегко разобраться. Она уж точно мало напоминала преступницу, в особенности когда пользовалась ролятором.
Ей пришлось оставить свои часы, портмоне, кольца, браслеты и другие личные вещи и, в качестве последней процедуры, переодеться в тюремную одежду. А потом ее отвели в камеру, одну из многих, выстроившихся в ряд в длинном, широком, покрашенном серой краской коридоре с люминесцентными лампами на потолке, попав в который Марта остановилась и сделала глубокий вдох. Ведь все здесь выглядело точно как в кино.