Кофе с ограблением

Однако Марта не стала обжаловать приговор. Будучи движущей силой всего проекта, она, естественно, не могла пойти на попятную в последний момент, хотя все они чуть не избежали тюрьмы, так как судья собирался оправдать их. Пятисоткроновая купюра и сумка-тележка толком ничего не доказывали, пусть даже пробы ДНК соответствовали, и, конечно, полиция нашла мобильные телефоны, расчески и золотые браслеты в гардеробе в Гранд-отеле, но… нет, старики ведь порой путали все на свете.

Вдобавок еще оставалось не расследованным до конца, что же, собственно, произошло в Национальном музее. Кривая палка сбивала с толку многих, и в результате полицейских реконструкций преступления так и не удалось полностью разобраться, какую же роль она сыграла в самой краже картин. Судья сказал, что их надо не сажать, а освободить, и что неприемлемо требовать год тюрьмы для ранее несудимых пожилых людей. Судебные заседатели, наоборот, посчитали, что вся пятерка с лихвой заслужила такое наказание.

Газеты в течение нескольких недель писали о бессовестных пенсионерах, которые не только присвоили часть культурного наследия Швеции, украв картины за тридцать миллионов крон, но и потребовали от музея, то есть государства, рекордно большой выкуп. Из номера в номер все печатные издания называли это крупнейшим экономическим преступлением и сравнивали его с аферами финансовых акул. Естественно, заседатели дрогнули, пусть, по их утверждению, подобное на них абсолютно не повлияло. Марта сказала, что они собирались вернуть картины в музей, а десять миллионов использовать на благотворительность, но ей не поверили.

Когда же приговор наконец прозвучал, ни у кого, однако, не возникло мысли его обжаловать. Апелляция ведь процесс не быстрый, и вдобавок в последнее время поднялась страшная шумиха, а при хорошем поведении они могли выйти на свободу через полгода, и такого срока вполне хватило бы, чтобы проверить, насколько хорошо в настоящей тюрьме.

Марту снедало любопытство относительно ее нового места жительства, и она считала, что будет очень интересно коротать дни с преступниками. Опять же, сидеть в тюрьме она никогда не пробовала, а все новое всегда бодрило ее.

К тому же она ожидала, что там будет лучше, чем в тесном и мрачном изоляторе, где ежедневная прогулка оказалась не столь приятной, как она себе представляла. Вертухаи приводили ее в лишенный какой-либо растительности дворик, окруженный самыми высокими стенами, которые она когда-либо видела в своей жизни. Никаких красивых, волнующих воображение хлебных полей, как у нее на родине в Эстерлене, вокруг только грязный бетон. И даже если бы четверо заключенных встали на плечи друг другу и она оказалась на самом верху, ей не удалось бы выглянуть наружу.

Пока она, разочарованная, прогуливалась, до нее долетали пение птиц, шум поезда и прочие звуки обычной жизни, но единственное, что она могла видеть, был только серый дворик и кусочек неба над головой по ту сторону металлической решетки. Контраст между таким существованием и жизнью в апартаментах принцессы Лилиан был просто огромен, и теперь ночные концерты Граблей, когда он готовил себе пищу, и лошадиный смех Анны-Греты уже казались Марте райской музыкой. Если бы не периодические визиты священника, приносившего ей приветы от Гения, она, конечно, не выдержала бы, но стихотворения придавали ей мужества, и у нее нашлось занятие: Новый план.

– Давайте быстрее. Вы едете или?.. – призывал ее шофер. Он хотел как можно скорее отправиться в путь, чтобы избежать традиционных для пятницы пробок на дорогах, но Марта двигалась медленно в своих наручниках, и вдобавок ушло еще какое-то время, чтобы сложить ролятор. Надзиратели, естественно, помогли ей, но они же не знали, как загнуть выносной отражатель. В конце концов ей удалось проинструктировать их, и она, запыхавшаяся, села между ними на заднее сиденье. Машина тронулась с места, ворота открылись, и путешествие началось. Они ехали в сторону Эребру, и, изучая мелькавшие за окном пейзажи, Марта думала о своих друзьях по хору. Анну-Грету и Стину также должны были поместить в Хинсеберг, и она с нетерпением ждала встречи с ними. Кроме того, она ведь могла посвятить их в свои новые планы. В данной ситуации, пожалуй, было правильнее с педагогической точки зрения говорить об идеях. Требовалось привлечь их на свою сторону.