- Как хорошо, что нам не надо возвращаться к леди Абигейл, - заметила я вслух, подспудно понимая, что если молчание продлится ещё немного, оно станет неловким. - Право, утомительно было бы пересказывать нашу беседу с маркизом - слишком о многом нельзя упоминать, а мои дорогие подруги, увы, жадны до подробностей. Я жалею только об одном.
Автомобиль выехал на широкую дорогу; здесь хватало и других машин, и пешеходов. Похоже, Бромли привык к густому туману и решил продолжить обычную свою жизнь, суетливую и шумную.
- О чём же?
- Я не поговорила с леди Вайтберри. Она мне показалась сегодня странной, - призналась я. - Впрочем, не только сегодня. Такая тихая, молчаливая - совершенно на себя не похожа. Надеюсь, что она здорова.
Мне почудилось, что Лайзо опять готов рассмеяться и сдерживается лишь героическим усилием.
- О, да, вполне здорова, - произнёс он наконец, когда пауза неприлично затянулась. - А молчит, верно, потому что об имени для девочки думает.
Признаться, сначала я совершенно растерялась. А когда осознала сказанное - смутилась ещё сильнее, чем после поцелуя.
- Какой девочки? О, святая Генриетта Милостивая, ты же не хочешь сказать... Откуда ты узнал?
- Увидел, - коротко ответил он и пояснять ничего не стал.
Весь остаток дороги до кофейни я пребывала в смятённых чувствах. Эмбер в положении, подумать только! Какое счастье для неё... Или нет? Всё же история с кузеном Джервисом не просто глубоко ранила её чувства, но и, похоже, наложила отпечаток на здоровье. Пусть худшее позади, и рядом с нею теперь любящий супруг, есть вещи, которые просто невозможно выбросить из головы. Но сегодня, как никогда, мне хотелось верить в лучшее будущее - и для Эмбер, и для себя.
В "Старое гнездо" Мадлен вернулась намного раньше меня. Выглядела она изрядно расстроенной, настолько, что даже миссис Скаровски проявила возмутительную - и смутительную для себя самой - бестактность и спросила громким шёпотом:
- Здорова ли мисс Рич? Она так бледна... И кофе мне достался не тот, что я заказывала. Мускатный орех и перец - хорошее сочетание для зимы, право, но мне хотелось чего-то сладкого.
- Тогда, полагаю, вы не откажетесь от черничного пирожного в качестве извинения за это досадное недоразумение, - улыбнулась я в ответ. - Что же до мисс Рич, то она вполне здорова, благодарю за беспокойство.
- О, отрадно слышать! Черничное пирожное - звучит изумительно! У сэра Гордона Шенстона есть стихотворение, посвящённое чернике...
Поэзия позапрошлого века выгодно отличалась от современной. Во-первых, тогда, на счастье потомков, в моду вошли лаконичные формы - к примеру, сонет. А во-вторых, строки, выдержавшие испытание временем, можно было слушать и изображать восторг, не боясь прослыть человеком с плохим вкусом - так я и поступила. Причина болезненной рассеянности Мэдди была мне, увы, хорошо известна; она лежала, запертая на ключ, в ящике бюро, в тёмной комнате между кухней и крыльцом чёрного хода - коротенькая записка от Эллиса с предложением навестить дом Шелли десятого февраля, в первой половине дня. Детектив явился в кофейню в моё отсутствие, но не стал дожидаться, пока я вернусь, и вместо десерта попросил принести лист бумаги и прибор для письма.
Мадлен досталась одна вежливая улыбка, формальное приветствие - и ни словом больше.
"Ему сейчас тяжело, - хотела сказать я. - Он отгораживается от семейства Шелли стеной, а Роджер снова и снова разбирает её по камешку".
- Что со мною не так?.. - пробормотала Мэдди, замерев на мгновение в тёмной арке с полупустым подносом.
Я осеклась - не на полуслове ещё, а на полувздохе. А что теперь говорить? Как убеждать?
Но Мадлен почти сразу же встряхнула кудряшками, упрямо поджала губы и шагнула глубже в полумрак коридора.
- Ничего, ничего, - долетел до меня едва слышный шёпот. - Он ведь носит мой шарф. Даже сегодня. Даже сегодня...
Я отвернулась, скрывая улыбку от Георга. Пожалуй, это мне следовало бы поучиться стойкости и упорству у Мэдди, а не наоборот.
Записка Эллиса вместе с частью деловой корреспонденции перекочевала в особняк на Спэрроу-плейс - сперва в кабинет, затем в спальню. Перед сном рука сама потянулась к сложенному вчетверо листку, где наискосок, от уголка к уголку, протянулись несколько строчек:
"