Кофе со вкусом убийства

Обе гостьи не совсем понимали, что именно в устах Келли-Энн означает «наверстать упущенное», но подозревали, что их ждет некая просьба. Возможно, сделать покупки для Топси или иногда ее навещать. Они не имели ничего против, но после того, как Келли-Энн подбросила им мать в садовом центре, чувствовалось, что на них могут свалить (как выразилась бы Пэт) «работу чернее черного». Тельма нахмурилась, досадуя на себя за такие мысли – не она ли сама молилась, чтобы нашелся способ помочь и Топси, и Келли-Энн? И вот перед ними была заботливая дочь, старающаяся изо всех сил, несмотря на все трудности, так что она, Тельма, сделает все возможное со своей стороны.

Лиз же просто не терпелось уйти. Утро выдалось, мягко говоря, тревожным, и она мечтала вернуться домой, включить пятничную передачу на «Радио Йорк» и заняться глажкой. И, пожалуй, решить судоку средней сложности в «Рипонском вестнике», чтобы удостовериться, что ее разум все еще работает как надо. Так что гостьи со смешанными чувствами расположились у кухонной стойки (ох уж эти гранитные столешницы – как хорошо они помнили историю их установки!) и неохотно потягивали свой (по-прежнему безвкусный) кофе. Но оказалось, что Келли-Энн просто хотелось выговориться. Очень хотелось.

Эпизод за эпизодом эта печальная история начала приобретать форму: примерно через шесть месяцев после смерти Гордона Топси начала спрашивать, где он, и даже ездила за ним в гольф-клуб. Совершенно разные люди, понизив голос, рассказывали Келли-Энн все новые и новые истории об ошибках Топси – а те становились все более заметными и серьезными. Потерянные ключи, опоздания, подгоревшая еда, незапертые двери. Келли-Энн, конечно, терпела все это (в конце концов, это же моя мама), однако любовь любовью, но иногда это тот еще геморрой (простите за выражение). В конце концов им удалось проникнуть в лабиринты клиники Хэмблтона (они дважды забывали о приеме), но к тому времени, когда им сообщили диагноз – «состояние, вызванное болезнью Альцгеймера» (что бы это ни значило), – все уже несколько месяцев знали, что что-то пошло не так. К тому моменту состояние Топси было уже неустойчивым – она то и дело бродила где-то, даже после того, как у нее отобрали ключи от машины.

Взять, к примеру, ее таблетки: Лиз не даст соврать – Келли-Энн пришлось стоять у матери над душой, напоминая о них. Да, иногда наступает просветление, но чаще всего… И если Келли-Энн не может быть рядом во время приема лекарств (у меня тоже есть жизнь), ей приходится звонить и объяснять, что надо сделать (пошагово). Конечно, есть еще Паула (святая женщина), но даже вдвоем их сил не хватает.

– Это разбивает мне сердце, честное слово. – Келли-Энн сделала огромный глоток кофе. – Каждый день что-то новое. Что-то еще забывается. Как будто она разваливается на куски у меня на глазах. – Она покачала головой и посмотрела на потолок. Лиз и Тельма подумали, что Келли-Энн и в самом деле требовалось наверстать упущенное.

– А если нанять сиделку? – предложила Лиз, вспоминая медсестер из «Жимолости», которые приходили к матери Дерека до того, как она попала в «Уэбстер-Хаус»: веселые, энергичные дамы в сиреневой униформе.

– Вы знаете, сколько это стоит, Лиз? – Келли-Энн покачала головой. – Это же тысяча, а то и полторы в месяц…

Тельма удивилась. У Топси и Гордона всегда водились деньги. Взять хотя бы гранитные столешницы за двадцать тысяч. Неужели что-то случилось?

– В любом случае уже поздно. – Келли-Энн откусила печенье с белым шоколадом. – Или совсем скоро будет поздно. На прошлой неделе, когда мне удалось забрать ее домой с автобусной остановки в половине одиннадцатого вечера, я подумала про себя: «Хватит».

– Дома престарелых бывают очень даже неплохими, – робко вставила Лиз.

– Более чем, – поддакнула Тельма, хотя сама избегала таких мест с едва ли не суеверным страхом. Келли-Энн с энтузиазмом кивнула, сделав еще один глоток кофе.

– У меня есть стопка брошюр. Целая стопка. Киновечера, свой парикмахер, маникюр, экскурсии. Признаюсь, дамы, я и сама не отказалась бы переехать в такой. – Она улыбнулась, но это была грустная, усталая улыбка. – Знаете, что самое ужасное во всем этом? Мама все понимает. Она чувствует, что что-то не так. И ненавидит это. Недавно она сказала: «Мне не нравится быть такой». А как я уже говорила, своих сил у меня не хватает. – Келли-Энн неподвижно смотрела на коричневую кофейную чашку. Лиз снова вспомнилось, как усыпили пони Маффина.

– Я должна защитить ее. – Голос Келли-Энн надломился. – Мне нужно защитить мою бедную старенькую маму.

И вот тогда-то Келли-Энн и рассказала Лиз и Тельме все о проклятых мошенниках.

С тех пор как Топси, по выражению Келли-Энн, «переехала в мир грез», она стала привлекать к себе все больше нежелательного внимания. Взять хотя бы ремонтника, которого Гордон нанял незадолго до смерти: не успели они оглянуться, как он выставил им счет на сотни фунтов за небольшой ремонт.