Кофе в бумажном стаканчике (СИ)

Старостой группы была назначена Виктория Лагодина, высокая манерная девица с пышными волосами цвета меди, контрастным татуажем бровей и губ и бриллиантами в ушах и на пальцах. Она была в отличных отношениях с деканом, приезжала на «лексусе» персикового цвета, парковалась на преподавательской стоянке, учебой не озадачивалась. При встрече с ней доценты и профессора подобострастно улыбались, справлялись о делах ее отца — он был спонсором факультета. Ему они обязательно передавали поклон. Первая стычка с Лагодиной, как и происшествие на пешеходном переходе, Наде тоже запомнилась надолго, оставив в душе саднящую царапину, от которой избавиться было невозможно — только продолжать жить и постоянно помнить, кто она и кто они, набираясь решимости уйти вперед не оглядываясь, когда наступит ее звездный час.

В тот день Надя сидела за своим столом, внимательно читала учебник и не заметила, как рядом оказалась староста.

— Здрасте-здрасте, а кто тут у нас? — пропела она нарочито слащавым голосом. — Откуда ты, прелестное дитя и как тебя зовут? До меня дошли слухи, что ты даже не с нашего благословенного Крыма.

Группа затихла, все повернули головы в их сторону. Тон старосты был демонстративно издевательским, и внутри у Нади все похолодело. Она панически боялась эту наглую девицу и с ужасом ожидала, когда наступит ее черед. Но до этого момента Лагодина наблюдала за ней издалека, и Надя почти расслабилась. Выходит, напрасно.

— Я Надя. Из Херсонской области, город Цюрупинск, — Надежда произнесла это тихо, одними губами.

Староста громко расхохоталась, с удовольствием показывая великолепные зубы.

— Знакомьтесь, народ, у нас теперь есть собственная девочка Гадя из Голопуповки, поздравим ее, — она громко захлопала в ладоши, группа подхватила аплодисменты. — Так как называется твой город, я не расслышала?

Надя подняла покрасневшее лицо вверх и громко, по слогам произнесла:

— Цю-ру-пинск. Может, плакат нарисовать? Читать умеешь?

Она сама ошалела от такой своей наглости, в группе наступила мертвая тишина. Но у Лагодиной, видимо, в тот день было игривое настроение, ее Надин отпор никак не задел. Снисходительно улыбнувшись, она облокотилась на ее стол и направила в лицо пальчик с идеальным маникюром.

— Значит так, Попелюшка, чтобы мел на доске перед каждой парой был в наличии. Это теперь твоя святая обязанность, — и, чему-то весело рассмеявшись, безмерно довольная собой, отбыла к себе на галерку.

С тех пор Надино место в группе определилось четко, она стала Гадей и Попелюшкой, несчастной одинокой Золушкой среди нарядных веселых девиц. И, хотя ее никто так не называл в лицо, она отлично ощущала образовавшуюся вокруг пустоту, отгородившую ее от остальных. Впрочем, это оказалось не так уж и плохо. Никто не мешал ей заниматься, никто не отвлекал сплетнями. Свои новые обязанности по добыче мела из деканата Надя исполняла ответственно, чувствуя спиной презрительные взгляды однокурсниц, когда выкладывала белые брусочки на доску. Староста к ней пока особенно не цеплялась — так, могла толкнуть плечом в коридоре или как бы нечаянно сбросить лежащие на краю стола учебники на пол. Но это были мелочи. Надежда часто думала, что на месте Виктории Лагодиной она вообще не ходила бы на занятия, но той, видимо, было скучно. Свободно посещая лекции, она развлекалась, открыто издеваясь над своими жертвами. Городских староста и ее подруги не трогали.

Парней в группе было всего трое. Один — тучный «ботаник» в очках — никого не замечал, постоянно жевал бутерброды, играл в игрушки на своем телефоне. Учеба его не интересовала, насмешки не задевали. Зачем он поступил именно на этот факультет, было непонятно. Двое других — уверенные в себе, избалованные вниманием красавцы, редко приезжали на занятия, были дерзки, независимы и, как было слышно из обрывков разговоров в группе, «тусили» с девицами из свиты старосты. Лагодина, словно высочайшая особа голубых кровей, снисходительно принимала их в свой круг, не мешая развлекаться с подружками.