Кофейный роман

С работы Закревский свинтил пораньше. По дороге заехал в супермаркет, но так и не зашел в него. Зачем? У нее и так полный холодильник. А затем по привычному уже маршруту добрался до дома на Оболони, где жила Ника.

Открыв ему дверь, она поздоровалась и сняла с крючка на стене связку ключей.

– Вот! – протянула их Закревскому. – Ты сегодня раньше.

И вдруг глаза ее округлились, брови взметнулись, а рот приоткрылся.

– Зачем побрился? – наконец, подобрала она слова.

Его рука дернулась к лицу, но замерла на полпути.

Закревский действительно этим утром сбрил усы в нелепом и безудержном порыве соблюдения личной гигиены. Заодно и щетину сбрил. Психанул, короче.

– Достало, – усмехнулся он, забирая ключи из ее ладони и внимательно рассматривая их – будто грамоту за примерное поведение всучила. Потом поднял глаза на нее. – Нравлюсь?

– Ка…

Традиционное «какая разница» так и не слетело с ее губ.

– Нет, – ответила Ника хмуро и поплелась в комнату.

Это было что-то новое. Закревский ломанулся следом, на ходу раздеваясь.

– Чувствуешь себя как?

– Никак, – слабо пожала она плечами и, усевшись в кресло, сняла с паузы видео.

На журнальном столике рядом стояла банка с подтаявшим мороженым и блюдце, на котором лежало несколько кусочков сыра. Судя по их причудливой форме а-ля «лодочка», они лежали давно. Оценив открывшийся его черному взору натюрморт, Закревский поморщился. Но сдаваться не собирался.

– Пошли сегодня ужинать куда-нибудь, а?

– Зачем? – Вероника снова демонстративно остановила фильм и подняла на него глаза. – Закажи себе пиццу и поужинай.

– Ну, во-первых, мы пойдем пешком. А значит, погуляем. Во-вторых, ты сто лет никуда не выбиралась по-человечески. И в-третьих, поешь хоть нормально.

– Я что, по-твоему, кошачьим кормом питаюсь? – пробурчала Ника, но все-таки поднялась из кресла и подошла к шкафу.

Закревский окинул многозначительным взглядом столик. И изрек:

– Хуже. В кошачьем жиры, белки и витамины сбалансированы.

– А мороженое – это вкусно, – ворчала Ника, стягивая с себя пижаму. Сегодня была любимая – с влюбленными жирафами, бледно-зеленая.

Закревский глотнул, не в состоянии ни отвернуться, ни просто оторвать взгляд от ее тела, освобождаемого от одежды. Как наваждение. Ее волосы рассыпались вдоль молочно-белой спины. Он точно помнил, что под лопаткой у нее была небольшая, но яркая родинка. Волосы ее закрыли. А ему безумно хотелось прикоснуться к ней.

– Есть много других вкусных вещей, – не понимая, что говорит, произнес Ярослав.

– Какие? – обернулась к нему Ника.

«Я бы тебе объяснил!» – мысленно простонал Закревский, рассматривая ее грудь. Но вслух буркнул:

– Мясо.

Ника резко кивнула. Она неожиданно остро почувствовала свою наготу перед ним. Стало нестерпимо стыдно.

– Отвернись, – выдохнула она.

Быстро нацепила на себя свитер под самое горло. И выдернув из шкафа первые попавшиеся брюки, выскочила из комнаты.

– С каких это пор ты меня стесняешься? – вдруг крикнул Закревский, так и оставшись стоять на месте.

Спустя пару минут на пороге появилась одетая Каргина и выдала сакраментальное:

– Какая разница… Мы идем?

Подавив внутренний протест, он коротко кивнул и направился в прихожую. Надел пальто, натянул ботинки. Завязал шнурки. Протест прорвался. Идиотским:

– Ты думала о том, что я тебе говорил?

– Ты последнее время много, о чем говоришь, – отозвалась Ника, обуваясь рядом с ним.

– Разве? – осведомился он. – Ну это ты должна помнить. Я предлагал тебе стать моей женой.

– У нас запрещено иметь двух мужей одновременно, – застегивая пальто, сообщила она.

– Нашла, кому объяснять. Вижу два варианта развития событий. Либо ты передумала разводиться. Либо мы дожидаемся развода, расписываемся и спокойно рожаем.

Вероника, не мигая, молча, долго смотрела на Закревского.

– Ты считаешь, я могу передумать? – наконец, спросила она.

– Именно потому, что не считаю, спрашиваю, что ты решила, – нависнув над ней, ответил он. – Я прекрасно помню все твои установки. Ты меня с ними еще в первую встречу ознакомила. И я не хочу на тебя давить, но я имею право хотя бы знать, что ты об этом думаешь. Могу повторить: я не буду надоедать тебе своей любовью.

В ботинках, свитере и пальто Веронике стало жарко. Во всяком случае, она была уверена, что ей жарко именно потому, что она стоит одетой в коридоре квартиры, где еще не отключили паровое отопление. Она отвернулась и выдохнула:

– Да ты и не надоедаешь. Просто ходишь ко мне, как на работу, и таришь мой холодильник, будто у тебя своего нет.

– Я, мать твою, пытаюсь быть с тобой! Извини, как умею!

– Не утруждайся! – зашипела в ответ Вероника. – Я вся такая нерешительная, ребенок, не факт, что вообще родится. Только зря время потратишь! Не умею я: на свидания ходить, ужинать в ресторанах, – кричала она все громче. – Что ты там еще хотел? Совместное проживание? Одно у меня уже было – Каргин до сих пор в восторге. Даже разводиться не желает.

В его ушах раздавался свист. Настойчивый, противный. До одурения. Хотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. А вместо этого навис еще ниже над ней и прошептал в самое лицо, почти в губы: