Остаться без него было для нее равносильно выходу в открытый космос без скафандра. Без него она не сможет ни жить, ни дышать. Пребывая в своем странном безвоздушном пространстве, она металась, принимая всевозможные решения – от прямого вопроса, понравилось ли ему кино, до решения оставить ему ребенка, как только тот родится, и уехать. В чертову Пермь!
Но молчали оба. Она трусливо прижималась к нему ночами, оправдываясь страхами перед приближающимися родами. Он иногда хмурился, глядя куда-то в ноутбук, много работал, еще больше – возился с ней. И молчал. Молчал. Не говорил. Он вообще не говорил ничего, что хотя бы отдаленно было связано с ее прошлым. Кроме одного единственного раза, когда Ника, наконец, узнала о своем разводе – апелляция отклонила заявление Каргина.
Из привычного транса Нику вывел звонок в дверь. Она вдруг заметила, что в телевизоре пляшут какие-то мультяшки, и, кисло улыбнувшись, прошлепала к двери, которую и открыла, не спрашивая, кто там.
– Яяяя… рик… – радостно начала и в замешательстве закончила молоденькая девушка перед ней с бумажным пакетом в руках, а потом, приосанившись, посчитала нужным спросить: – А где Ярик?
– Кто? – переспросила Ника, внимательно разглядывая гостью.
– Ярик, – повторила девушка и похлопала длинными ресницами. – Ярослав Закревский. Он что? Квартиру продал?
– Вы хотите купить? – совсем ничего не понимала Ника.
– Нет. Я Оля! – заявила девушка, будто бы это все объясняло, в том числе рост цен на недвижимость. – Так где Ярик?
– Ярослава нет, – начиная соображать, ответила Вероника.
Оля нахмурилась и закусила пухленькую нижнюю губку. А потом окинула внимательным взглядом Веронику – от тапок до макушки. Разумеется, задержавшись на некоторое время на несколько раздавшейся талии.
– А вы кто? – растерянно спросила она.
– Квартирантка! – рявкнула Ника и хлопнула дверью перед хорошеньким носиком Оли.
Но тишина длилась ровно восемь секунд по часам. А потом снова позвонили и для верности постучали.
– Я же сказала, Ярослава нет! – «квартирантка» опять появилась на пороге.
– А вы не подскажете, где он теперь живет? – попросила барышня.
– Еще как подскажу! – заявила Ника, скрестив руки на груди. – Где-то на Оболони. Связался с какой-то вертихвосткой, проходу ей не дает. Днюет и ночует под ее окнами.
– Бедный Ярик!
– И не говорите!
Девушка совсем поникла и грустно покачала головой. Потом вдруг подняла свои круглые глазки на Нику и с надеждой попросила:
– Но вы ведь скажете ему, что я его искала? Ну… когда увидите. Он же за квартплатой приходит… Оля с юрфака! Он поймет!
– Всенепременно! – прошипела Ника и вновь захлопнула дверь.
Он поймет!
Через пять минут она уже тащила в гостиную из кладовки свой чемодан, а из шкафа в спальне – кипу своих вещей.
Уйти – лучшее, что она может сделать для Закревского. Если ее почти трусило от какой-то смазливой девчонки, которая в самом лучшем случае по собственному почину бегает за Славой, то что должен чувствовать он, не только зная, что представляло ее времяпрепровождение на протяжении многих месяцев, но теперь и увидев, как оно было.
Она должна дать ему свободу. Не нужно было к нему переезжать. Пользовалась его помутнением в голове – хватит! Знала ведь, что добром не кончится. Понимала, что такое Каргин. И так беспечно подставила Ярослава под удар. Кто еще увидит? Его шеф, помощница. Господи, у него родители, сестра.
– Скандальные задержания в столице. По согласованию с ГПУ… – вещала строгая дикторша в телевизоре, пока по комнате пролетал второй ворох одежды.
Ника подняла глаза и в следующее мгновение стала медленно оседать на пол рядом с раскрытым чемоданом. На экране мелькали кадры с Каргиным, прикрывающимся рукой, его чертовым Дэном, какими-то пресс-секретарями, чиновниками…
Чиновники!
Еремеенко.
Прижав к губам ладонь, Ника пыталась вслушиваться в то, о чем рассказывали журналисты. Но смысл ускользал от нее. Она скорее угадывала главное.
Каргин арестован.
И здесь не обошлось без Закревского – его строгое лицо мелькнуло на секунду рядом с Вересовым среди множества других лиц на экране. А может, и меньше, чем на секунду. А может, ей просто показалось. Но даже этого «показалось» хватило, чтобы сложить два и два.
Вероника неплохо считала. Иначе не вышла бы замуж за олигарха. Но недостаточно хорошо, чтобы не влипнуть по самые уши в этот чертов брак настолько, что не отмоешься.
Но в том, что касалось Закревского, считай-не считай – без него не обошлось бы.
Ключ в двери повернулся резко. Громко. Громче всего на свете.
Этот звук вернул Веронику к действительности. В телевизоре кто-то что-то готовил. Она по-прежнему сидела на полу и, оказывается, плакала. Попыталась утереть слезы, но те продолжали течь по щекам.
– Ник, я дома! – донеслось до нее из прихожей. Его звучный голос сейчас звучал ясно и беззаботно. Будто бы ничего не случилось.
Шаги. Ровно пять до комнаты.