Когда ад замерзнет

— Смотри, вода в кранах есть — конечно, душа как такового нет, фанерой выгорожен закуток и сломана труба, но главное, что вода есть, а трубу починишь. Кухни тоже как таковой нет, тоже фанерой отгорожено пространство, но, правда, плита не работает, это минус. А наверху типа чердак, у остальных людей там полноценные комнаты, а у тебя нет, но за такие деньги что ж ты хотела. И хотя вместо ванной и кухни только перегородки, но комната большая, и все можно сделать, и вряд ли это будет очень много стоить. — Рита теребит меня, довольная собой. — Зато район отличный, а не жопа мира, и соседи хорошие — видала, вмиг все занесли, по первому зову собрались. А соседи — это важно. Кстати, их тут немного, что тоже хорошо. А ремонт… да разживешься и сделаешь ремонт, а там поднакопишь денег, продадим эту квартиру и найдем получше, не переживай.

— А я не переживаю.

— Ну, да, оно заметно. — Рита ухмыльнулась. — Звонила своему супругу, просила замолвить слово о бедном гусаре… о тебе, то есть. Чтобы следователь отстал от тебя. С работы тебя поперли?

— Ничего.

— Ничего — это когда ничего, а жить на что? — Рита задумалась. — Вот тебе газета с вакансиями, найдешь что-то, да те же объявления расклеивать, если совсем нет денег, месяц перекантуешься, а через месяц из нашего агентства будет уходить человек, я за тебя словечко замолвлю, хочешь? Хорошая работа, коллектив отличный, а когда поднавостришься, то очень скоро заработок пойдет, и неплохой заработок. Так как?

— Можно, наверное.

Работы у меня теперь и правда нет. Проклятые чистоплюи, как будто это я грохнула бедолагу Виталика, а не моя сестрица.

— Ладно, не переживай, все наладится. — Рита ставит у двери пакет. — Это тебе на новоселье. Бытовая химия и кое-какая жрачка, тебе бы поесть чего. Ладно, ты держись, а я тебе позвоню.

— Ага.

Телефонный номер у меня тоже новый, старую сим-карту я вытащила по дороге сюда.

— Ты мне свой новый номер дай. — Рита смеется. — Симку-то ты выбросила, я же видела.

Выбросила в окно, а это другая — ну да, Рите новый номер нужен.

— Только никому не давай номер, ладно?

— Могла бы и не говорить. — Рита фыркнула. — А только с такими гадюками, как у тебя родственнички, я б на другую планету улетела, не то что номер телефона да адрес поменяла.

Мне пришлось рассказать Рите о своей ситуации, в общих чертах, конечно. Остальное она, видимо, выяснила через своего мужа-мента. И тайна следствия им там нипочем, позвонил да спросил. Хотя, конечно, никакого секрета и не было, об убийстве Виталика раззвонили все телеканалы — как же, сестрица ему одним выстрелом башку снесла, только нижняя челюсть осталась, выставив на всеобщее обозрение зубы Виталика, оказавшиеся сплошь в пломбах. И хотя так-то Виталик был никем, но тут же, извольте видеть, преступление на почве страсти.

— Что ж теперь.

— Не кисни. — Рита вздохнула. — Хотя это легче сказать, чем сделать, но все равно не кисни. Все гораздо лучше, чем могло быть.

Тут она права. Я сейчас могла бы до сих пор стоять на улице в окружении коробок и ожидать такси, а потом таскать на себе коробки и складывать их в какой-то чужой квартире. Или лежать мертвой где-нибудь на пустыре. А так я в квартире, которая послезавтра станет моей. И у меня оказалось накоплено достаточно, чтобы купить ее, а могло ведь быть и хуже, Рита абсолютно права.

— Ничего. Это я так. Рита, я очень признательна, правда.

Просто я не умею выражать эмоции, вот внутри все чувствую, и с эмпатией у меня порядок, но показывать не могу, вся моя предыдущая жизнь научила меня именно этому. Нельзя показывать, что чувствуешь боль, да и вообще хоть что-то, потому что есть люди, которые используют твою слабость против тебя.

Я очень рано перестала плакать — по крайней мере, прилюдно.

— Ладно, завтра позвоню.

Рита ушла, а я заперла дверь и огляделась вокруг. Свисающая с высоченного потолка лампочка осветила убогого вида комнату, абсолютно пустую, если не считать табурета, на котором сидела старуха, и древней деревянной тумбочки, рассохшейся, с облупившейся краской.

Но мне хочется спать, и я достаю из коробки спальный мешок. Этот мешок я взяла из кладовки, где стояли папины туристские принадлежности — отчего-то не хотела оставлять его, потому что спальный мешок — это нечто очень личное.

Штор на окнах нет, и я раскладываю вокруг коробки с вещами и стелю на пол спальный мешок, поверх него бросаю свой плед и подушку, вытряхиваю из пакета одеяло. Это то, что я сегодня, уходя, забрала с собой, просто стянув с кровати. В углу возвышается узел с маминым постельным бельем и полотенцами, но пока мне хватит и этого.

Поесть бы чего… но это можно завтра, а сегодня я хочу спать.

Но каким-то образом в комнате уже светло, а я целую минуту смотрю в потолок, пытаясь понять, где я нахожусь и куда подевалась ночь. За дверью какие-то шаги, голоса — что там Рита мне о соседях говорила, что они хорошие? Ну-ну.