Когда бессилен закон

— Но я должен буду перестроиться, как только она…

— Да, как только ты дашь ей ответ, с которого она хотела начать. Вот почему тебе необходимо ответить правильно с первого же раза. Не пытайся говорить то, что, по твоему мнению, хорошо звучит, давай правильный ответ.

— Не это ли мы делаем сейчас, выдумывая лучшую версию?

— Да, именно это мы делаем, потому что никто не помнит вещи абсолютно точно.

— Особенно, если он лжет, правильно, па?

— Но если ты не будешь этого делать, она скажет: «Почему же вы не помните, мистер Блэквелл? Разве это был не экстраординарный случай, мистер Блэквелл? Вы находились в сильном смущении? Или была какая-то иная эмоция, затуманившая вашу способность к восприятию, мистер Блэквелл? Может быть, похоть? Страсть к подчинению себе другого человека?»

— Па…

— Я не твой отец, я проклятый обвинитель, там у меня не будет возможности сказать ни единого слова. Когда она начнет спрашивать тебя со страшной скоростью, когда она станет загонять тебя в подставленные ею же ловушки, я буду вон там — черт бы все это побрал! — среди других болванов на галерее. Вот почему ты должен усвоить это, Дэвид, потому-то, когда придет время, я не смогу подсказывать тебе ответы. Я буду вне дела. Я буду…

У меня перехватило дыхание. Я облокотился на стол. Дэвид спустился со свидетельского места. Он кое-что перенял из моей техники. Он задал вопрос, оказавшийся для меня совершенно неожиданным.

— Почему мы вообще должны делать это, отец? Это что-то вроде наглядного урока? Ты же говорил, что суда никогда не будет.

— Я не говорил этого. Твоя мать, возможно, говорила. А я сделал все, что мог, для того чтобы его не было, и проиграл. Вот почему мы должны делать это. Потому что все теперь зависит от тебя, Дэвид.

Он подождал, пока я закончу говорить, затем высказал претензию, что так нам этого делать не стоило.

— Ты полагал, что это пробудит во мне интерес к правосудию? Ты думаешь, что после всего этого я пойду в юридическую школу?

Я выпрямился и взглянул на него.

— Юридическая школа? Я никогда не хотел, чтобы ты учился на юриста. Адвокатов здесь и без того черт знает сколько. Меня не волновало, чем именно ты занимался.

— Нет? Тебя это не волновало, правда? Я мог стать дворником, физиком-ядерщиком или анархистом, ведь так? Потому что к тому времени у тебя уже появился ребенок, который был именно таким, как тебе хотелось.

— Извини, Дэвид, я неточно выразился. Я не имел в виду, что мне это было безразлично, я хотел сказать, что позволил тебе решить самому. Мне хотелось…

— В таком случае зачем же ты это сказал? Ты солгал тогда или ты лжешь теперь?

Я никогда бы не поверил, что Дэвид способен был обернуть против меня мои же собственные слова. Я осознал, что, в сущности, никогда по-настоящему не понимал, как умен Дэвид. Он всегда был таким ненавязчивым. Стоя там, я жалел, что не мог мгновенно сбросить двадцать лет, прожив их по-другому, так, чтобы и я и Дэвид стали совсем другими, чтобы мы с ним могли стоять где-то в ином месте, а не в том, где находились и вести остроумную беседу, смеясь и похлопывая друг друга по плечу.

— Сын… — беспомощно начал я.

Дэвид выпустил струю воздуха сквозь свои плотно сжатые губы и отвернулся.

— Не надо. Не начинай утешать меня. Я всего лишь… — пробормотал он.

Стоя в десяти или, быть может, в пятнадцати футах от меня, он заплакал.

— Я всего лишь хотел… Знаешь, мне кажется, что ты еще никогда не уделял мне столько времени, и вышло так, что приходится тратить его на это.

— Я понимаю. Мне жаль, что я не сумел…

— А ты знаешь, как успешно шли мои дела на работе, отец? Ты знаешь, что я получил повышение за неделю до того, как все это случилось? Я тебе не рассказывал? Меня там любили, отец. Они думают… думали, что должны платить мне больше, иначе я мог уйти и основать свою собственную компанию. Ты знаешь это?

— Ты еще можешь, Дэвид. После того, как это закончится. Я всегда гордился тобой, Дэвид. Я никогда…

— Не надо. — Он отвернулся. — Не надо об этом сейчас.

Он вышел в зал и двинулся по проходу между рядами. Я окликнул его:

— Дэвид, мы должны довести это до конца! Это нужно не мне, Дэвид. Это нужно для тебя.

Я разговаривал с самим собой. Он уже вышел за дверь, тихо притворив ее, — вежливый, как всегда, мальчик.

Я медленно последовал за ним, выключив свет и снова услышав тишину здания. Вместо того чтобы спуститься по лестнице, я поднялся вверх, оказавшись в другом темном и пустом коридоре, и вошел в дверь со своим именем, написанным буквами футовой величины. Я не мог придумать, куда же еще пойти. Только не домой. Дэвид, должно быть, уже находился на пути туда. Ему нужна была Лоис, но без меня, чтобы я не соперничал с ним за ее внимание.