Когда бог был кроликом

Именно тогда брат уверенно взял меня за руку и увел с собой, в свой защищенный мир.

Первое время он, как луна, кружил где-то на периферии моей жизни, иногда притягиваемый любопытством, но чаще равнодушный, и, возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы в один трагический полдень в Тироле туристический автобус не столкнулся с неумолимой Судьбой.

Он был на пять лет старше меня, и его светлые кудряшки в нашей брюнетистой семье выглядели так же неуместно, как и первый неподержанный автомобиль, который несколько лет спустя купил отец. Рядом со своими ровесниками брат казался экзотическим существом, а по ночам он тайком красил губы маминой помадой, а потом осыпал мое лицо быстрыми поцелуями, имитируя сыпь. Так он спасался от скучного консерватизма окружающего мира. Завзятый аутсайдер со своим бунтом.

Из меня вырос любознательный и развитой ребенок, в четыре года я уже умела читать, писать и вести беседы, понятные не каждому восьмилетке. Всем этим я была обязана не исключительным способностям и не акселерации, а только влиянию старшего брата, увлекшегося в то время пьесами Ноэля Кауарда[2] и песнями Кандера и Эбба[3]. В нашей распланированной, упорядоченной жизни брат был ярким и красочным исключением. Каждый день я ждала его возвращения из школы с почти физическим нетерпением. Без него в моем мире не хватаю чего-то очень важного. Да, честно говоря, не хватает и до сих пор.

~

— Бог любит всех-всех? — Спросила я у матери и потянулась через миску сельдерея за последним печеньем.

Отец отложил свои бумаги и поднял на меня глаза. Он всегда поднимал глаза, если кто-нибудь поминал Бога. Как будто ждал удара.

— Конечно всех, — ответила мать, и утюг на секунду замер у нее в руке.

— И убийц? — уточнила я.

— Да, и убийц, — кивнула мать, а отец укоризненно поцокал языком.

— И разбойников?

— Да.

— И какашки?

— Какашки — это ведь не живые существа, — совершенно серьезно объяснила мать.

— А если бы были живыми. Бог бы их любил?

— Думаю, любил бы.

Никакой радости этот разговор мне не принес. Выходило, что Бог любил всех, кроме меня. Я слизала последний слой шоколада и полюбовалась на белый холмик пастилы, внутри которого пряталось джемовое сердечко.

— А почему ты спрашиваешь? Что случилось? — поинтересовалась мать.

— Я больше не пойду в воскресную шкалу, — объявила я.

— Аллилуйя! — воскликнул отец. — Я очень рад.

— Но тебе ведь там нравилось, — удивилась мать.

— Больше не нравится. Мне только нравилось, что там поют.

— Ты можешь петь и здесь, — заверил меня отец, возвращаясь к своим документам. — Хочешь петь — пой.

— А все-таки почему? — не успокаивалась мать, чувствуя, что я чего-то недоговариваю.

— Нипочему.

— Ты не хочешь мне рассказать? — спросила она и осторожно взяла меня за руку. (Недавно она начала читать американскую книжку о детской психологии. Там утверждалось, что о своих чувствах необходимо говорить. Нам в результате хотелось замолчать навеки).

— Нипочему, — повторила я, почти не разжимая губ.

По-моему, все произошло из-за того, что меня просто не так поняли. Я ведь только предположила, что Иисус Христос родился по ошибке, в результате незапланированной беременности.

— Что значит незапланированной?! — в ярости вскричал викарий. — Интересно знать, откуда у тебя взялись такие богохульные мысли, гадкий ты ребенок!

— Не знаю. Я просто подумала.

— Подумала? А может, ты думаешь, что Господь будет любить тех, кто сомневается в Его Божественном замысле? Так вот, тут вы очень ошибаетесь, мисс! В угол!

Его твердый палец указал на место моей ссылки, и я побрела к стулу, стоящему напротив облезлой зеленой стены.

Сидя на нем, я вспоминала о том вечере, когда родители зашли в мою комнату для разговора.

— Мы хотим кое-что с тобой обсудить. То, что тебе внушает твой брат. Будто ты родилась по ошибке.

— А-а, — протянула я.

— Так вот, ты родилась совсем не по ошибке, — сказала мать. — Просто мы не планировали, что ты появишься. В смысле, не ждали.

— Как мистера Харриса? — уточнила я (этот человек нередко появлялся у нас прямо перед обедом, будто чувствовал, когда мы собираемся садиться за стол).

— Примерно, — кивнул отец.

— Как Иисус? — продолжав допытываться я.

— Вот именно, — неосторожно подтвердила мать. — Именно как Иисус. Когда ты родилась, это было чудо, самое прекрасное чудо на свете.

Отец сложил документы в потрепанный портфель и сел рядом со мной.

— Тебе совсем не обязательно ходить в воскресную школу или в церковь, чтобы Бог тебя любил, — сказал он. — И чтобы все остальные тебя любили. Ты ведь это и сама знаешь, да?

— Да, — кивнула я, но ни чуточки ему не поверила.

— Ты все сама поймешь, когда вырастешь, — добавил отец.

Я не собиралась ждать так долго. Я уже решила, что если этот Бог не может любить меня, придется найти себе другого, который сможет.

~

— Новая война нам не помешала бы, — сказал мистер Абрахам, наш новый сосед. — Мужчинам нужна воина.

— Мужчинам нужней мозги, — подмигнула мне его сестра Эсфирь и нечаянно втянула пылесосом валявшийся на полу шнурок, отчего вскоре сломался ремень вентилятора и в комнате запахло паленой резиной.