– С непривычки-то сто потов выступило, – усмехнулся он.
– И мама всегда говорила, что чужая нам твоя Рая, – гнула свое Варвара. – Сама ни ногой в Андреевку и детей не отпускает. Чего нос-то задирать перед своими? Чем мы ей не угодили?
– Ты же не видела ее? – упрекнул жену Семен Яковлевич. – Чего зря наговариваешь?
– Наша мама не ошибается в людях, – заметила Варя.
– Что же мне, в третий раз жениться? – усмехнулся Дмитрий Андреевич. – И все начинать сначала? Не поздно ли, сестренка?
– Живи как знаешь, – покачала головой Варя. – Как это наша мама-то говорит: «Проживешь ладно, коли жизнь построишь складно».
– Она говорит и так: «Жизнь вести – не вожжой трясти», – заметил Дмитрий Андреевич.
– Я тебя знаю, – сказала Варя. – У тебя ведь всегда работа на первом месте.
Она ушла к речке посуду мыть, Никита поспешил к «газику» с выгоревшим брезентовым верхом. Взглянув на отца и дядю, будто спрашивая разрешения, забрался в кабину, сел за руль. И лицо у него было довольное.
– Слышал, что твой братец Леонид зимой тут объявился? – когда они остались вдвоем, сказал Дмитрий Андреевич. – Какие-то счеты у него были с Матвеем Лисицыным, прикончил его и скрылся. По всей стране ищут, но он не оставил следов.
– Не думал я, что он, собака, если жив остался, сюда когда-либо нос сунет, – помолчав, угрюмо заметил Семен Яковлевич. – Меня спрашивали и на Дальнем Востоке про него.
– Куда надумал-то? – перевел разговор на другое Дмитрий Андреевич. – Я, конечно, тебя не тороплю. Отдохни как следует…
– Мне все равно, – махнул рукой Семен Яковлевич.
Разговор о младшем брате явно его расстроил. Он сломал папиросу, достал другую и, позабыв зажечь, мял во рту. Появившиеся глубокие складки на лбу и у обветренных губ сразу на несколько лет состарили его.
– Не хочешь в Климово? – предложил Абросимов. – У нас тут большое строительство. И для Вари найдется интересная работа в Доме культуры.
– Из Андреевки мы никуда, – отказался Семен Яковлевич. – Мать хворает, да и Варя отсюда ни за что не согласится уехать. Рада без памяти, что наконец дома.
– Тогда можешь хоть завтра принимать дела у бывшего директора деревообрабатывающего завода, – сказал Абросимов. – Собственно, за этим я к тебе и приехал.
– А куда же нынешнего? – растерянно спросил Семен Яковлевич. Предложение секретаря райкома застало его врасплох.
– Под суд, – жестко ответил Абросимов. – Продал, ворюга, три вагона строевого леса на Украину, а денежки прикарманил. Такие вот дела!
– У меня ведь другая специальность, – сказал Семен Яковлевич. – Я – строитель.
– На Дальнем Востоке заворачивал такими стройками, неужели не потянешь маленький заводик?
– Лесопильный цех там ни к черту не годится, – заговорил Супронович. – Оборудование допотопное, да и какой это цех, если стены стоят, а крыши нет над головой. И новый мебельный – пока что одно название! Побывал я там, посмотрел… Не знаю, кто только такую продукцию у них покупает.
– Я знал, что ты согласишься, – сказал Абросимов. – Пока это всего-навсего заводишко, а ты сделай его, Семен, заводом. И райком тебе поможет.
– А чего это ты толковал про Климово? – спросил Семен Яковлевич. – Из-за Леньки? Думаешь, и на меня будут земляки коситься?
– Я этого не думаю, – отрезал Дмитрий Андреевич. – Хочется верить, что рано или поздно его поймают.
– Веришь, рука не дрогнула бы…
– Верю, – сказал Абросимов.
2
Леонид Супронович вылез из вишневого «мерседеса» вслед за высоким молодым человеком в узком костюме с треугольным кончиком платка в нагрудном кармане. Солнце ярко светило на безоблачном небе, нежно зеленели подстриженные деревья вдоль металлических сеток, окружающих каменные виллы. Узкие красные дорожки пересекались с заасфальтированными широкими подъездами. Когда «мерседес» впритык остановился возле высоких железных ворот, выкрашенных в серебристый цвет, как и крыша двухэтажной виллы, створки бесшумно ушли на роликах в стороны. В кирпичной пристройке возле ворот никого не было видно. Перед виллой раскинулись несколько ромбовидных клумб, газоны аккуратно подстрижены – этакий зеленый бобрик! Двери гаража вели в подвальное помещение. Не очень высокие деревья на территории мало давали тени. Они тоже были подстрижены. На первом этаже бросалось в глаза широкое, сверкающее на солнце окно – такие окна бывают в мастерских художников. Зато окна на втором этаже были небольшие, полукруглые. На крыше торчало несколько антенн.
Молодой человек, которого никак нельзя было назвать многословным, провел Леонида Супроновича в комнаты нижнего этажа. В холле, обитом коричневыми деревянными панелями, с большим, выложенным красным кирпичом камином, никого не было. Перед широкой тахтой с диванными подушками стояли низкий квадратный стол, несколько кресел. Огромное кресло черного дерева с высокой спинкой нарушало общий современный стиль холла. Возле камина, снизу забранного решеткой, стояли черные, с фигурными бронзовыми рукоятками щипцы, кочерга и еще какое-то незнакомое Леониду приспособление, напоминающее большие ножницы.