Когда боги глухи

— Станцевал бы хоть раз, — сказал Павел Вадиму, когда тот к нему подошел. Двоюродный брат невидяще смотрел прямо перед собой и курил.

— Никак влюбился, Паша? — засмеялся Вадим, подивившись, что тот не заметил его с Анфисой, ведь они два или три раза носом к носу столкнулись на площадке.

— Она славная, — рассеянно ответил Павел.

— Лидка-то? Да она тебе по пуп!

— Разве дело в росте? Она человек хороший.

— Паша, ты пропал! — ахнул Вадим. — Ты никого не видишь, кроме Лидки Добычиной. И рожа у тебя глупая-глупая!

— Очень даже не глупая, — думая о своем, сказал Павел. — Вот всегда так! — вдруг рассердился он. — Не знаем человека, а наговариваем на него… Будто мы сами закон для всех и совесть!

— Да я не про нее! — Вадим давно не видел Павла таким возбужденным, обычно его трудно было расшевелить, а уж разойдется — не остановишь.

— Выходит, я дурак? — гневно взглянул Павел на приятеля.

— Паша, я буду шафером на твоей свадьбе, — широко улыбнулся Вадим.

— Свадьба? — вытаращил на него глаза Павел. — О какой свадьбе может быть речь, если я еще не закончил университет? Да и она еще учится в школе.

— Везет же людям — влюбляются, — вздохнул Вадим. — А я пуст и холоден! — Последние слова он произнес с ноткой самолюбования. — На концертах я иногда читаю Пушкина…

В дверях Эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный,
Над адской бездною летал…

— Посмотреть бы на тебя на сцене, — сказал Павел. Суровые складки на его лице разгладились. Стихи он прослушал с вниманием, да и стоявшие поблизости парни и девушки с интересом поглядывали в их сторону.

— Не придется тебе больше увидеть меня на сцене, — проговорил Вадим. — Вернусь в Великополь и подам заявление. Прощай, театр! — И еще раз, громче, с выражением, прочел:

Артист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!

Пришел Кузьма Петухов и снова взялся за аккордеон. Павел поспешно направился к появившейся на площадке Лиде Добычиной. Вадим стал искать глазами Анфису, но ее нигде вроде не видно было. Он уже подумал было податься к дому, как акушерка сама подошла к нему.

— Потанцуем? — запросто предложила она.

— Не хочется, — отказался Вадим.

— Честно говоря, и мне не хочется, хоть ты и артист, а на ноги как слон наступаешь… — отомстила она.

— Ты изволишь шутить, герцогиня, — улыбнулся он.

— Это из какой пьесы?

— Шекспир, — не задумываясь, брякнул он.

Они вышли на улицу, звезды мерцали на небе, луна стояла над водонапорной башней, обливая серебристым светом деревянную крышу.

— Прогуляемся немного? — сказала Анфиса, властно беря его под руку. — Почитай мне стихи…

— Кого ты любишь? — поинтересовался он.

— Никого, — вздохнула она. — Не везет мне в любви.

— Я тебя спрашиваю: кто тебе из поэтов нравится? — рассмеялся Вадим. — Пушкин, Лермонтов, Есенин? Или Тихонов, Твардовский, Симонов?

— «Жди меня, и я вернусь…» — вспомнила она строку из Симонова.

Вадим подхватил и с выражением прочел популярное в то время стихотворение. Потом декламировал отрывки из Блока, Есенина, Пушкина. Однако скоро выдохся и замолчал. Не так уж много стихов он помнил наизусть.

— Ты всем девушкам читаешь стихи? — спросила Анфиса.

— Тебе — первой, — солгал он.

Они пошли вдоль заборов в сторону водокачки. Людской шум за спиной становился все глуше, лишь резкие звуки аккордеона вспарывали тишину.

— А где же твой Уксус? — поинтересовался Вадим. — Почему он нас не преследует? Не бьет мне морду?

— Его звать Вася, — улыбнулась она. — Это я его Уксусом прозвала.

— А меня как?

— Артист!

— Богатая у тебя фантазия…

— Живем в одном доме, а как чужие, — негромко произнесла она.

Он почувствовал, что локоть ее прижался к его боку. Смотрела она себе под ноги, и он обратил внимание, что ресницы у нее пушистые.

— Бабушка говорит, что сердце не лукошко, не прорежешь окошко.

— Это она про меня? — сбоку взглянула на него Анфиса.

— Я думаю, это ко всем относится.

— Ты знаешь, что твоя бабушка умеет лечить?

— Тут одна бабка жила, ее звали Сова, настоящая колдунья была, — вспомнил Вадим. — Могла запросто приворожить девушку к парню, и наоборот. Года три как умерла.

— Глупости все это, — вздохнула Анфиса. — Если сердце к кому не лежит, и ворожба не поможет. — Она снова по-птичьи взглянула на него: — Вот ты стал бы привораживать к себе девушку, которая тебя не любит?

— Меня никто не любит, — вырвалось у него. — Да и я никого не люблю.

— Вы только посмотрите, какие мы демонические! — рассмеялась она. — Какие мы все из себя таинственные, такие-разэтакие! Ну прямо Печорин!

— Ты Лермонтова читаешь?

— Мы в лесу живем, пню молимся, лаптем щи хлебаем… Куда уж нам до вас уж! Больно заносишься, артист! Будто сам не жил тут и в школу не бегал!

— Я тут партизанил, — не удержался Вадим.