Когда боги глухи

— Поклонишься ему в ножки и заберешь, — тем же тоном произнес Герка. Он смотрел на речку, где в кустах расположился рыбак в белой панаме. Тот как раз снимал с крючка плотвичку. Видно было, как бросил ее в жестяное ведерко, стоявшее в траве.

— Ты уверен, что театр — это дли тебя все? — в упор посмотрел Вадим на Володю.

— Я, наверное, умер бы без театра, — ответил тот.

— А ты? — перевел взгляд Вадим на Герку. — Тоже жить не можешь без театра?

— Мне нравится профессия артиста, — беспечно сказал Голубков и засунул в рот карамелину. — Ты стоишь на ярко освещенной сцене, а на тебя смотрят сотни людей…

— А мне почему-то стыдно, когда меня называют артистом, — возразил Вадим. — И потом, я хожу по сцене и что-то говорю, а сам думаю: поскорее бы закончился чертов спектакль. Помнишь, Герка, ты играл в пьесе «Лев Гурыч Синичкин»? У тебя вся рожа была разрисована, как у индейца? Как гляну на тебя, так меня такой смех разбирает, хоть караул кричи.

— Канев похвалил меня за эту роль, — вставил Герка.

— Как бы вам это объяснить? Хожу по сцене, слова произношу, а сам будто бы вижу себя со стороны, и жалко мне себя, понимаете? Ерундой какой-то я занимаюсь! Ну стыдно мне, что ли? Какой-то чужой я. Зачем я, думаю, торчу на сцене? Что мне тут надо?

— Ерунда-а, — процедил Герка. — Фантазии.

— А мне на сцене легко и радостно, — сказал Зорин. — Перед каждым выходом я волнуюсь, и это вовсе не неприятное ощущение. Когда я играю, то забываю про время. И мне бывает жаль, что закрывается занавес.

— Ты — настоящий артист, — заметил Вадим.

— Я просто выхожу на сцену и стараюсь сыграть свою роль как можно лучше, — вставил Голубков. — Если режиссер мной доволен, и я счастлив.

— А ты — ремесленник, — жестко заявил Вадим.

— В отличие от тебя я не забиваю голову разной чепухой, — огрызнулся Герка. — У меня есть текст, и я от него, в отличие от тебя, не отступаю.

— Вадим, почему ты иногда порешь отсебятину? — помаргивая, уставился на приятеля Володя. — Это больше всего Канева злит.

— Мне не нравится текст, который он заставляет учить наизусть…

— Наверное, способности у тебя есть, Вадим, — задумчиво проговорил Зорин. — Но нет призвания. То, что ты говоришь, мне просто дико слышать. На сцене я думаю, как лучше в образ войти, а не как отредактировать текст.

— Слушай ты его, он дурака валяет! — засмеялся Герка. — Неужели не видишь? Играет перед нами этакого простачка из дешевой пьесы.

— Вот именно, нам чаще всего приходится играть в дешевых, бездарных пьесах, — подхватил Вадим. — Герке лишь бы себя показать. Ты даже не замечаешь, что несешь чужие расхожие реплики с претензией на юмор.

— Мы — артисты, а пьесы пишут драматурги, — возразил Володя Зорин.

— Вам нравится — вы и играйте на сцене, а я умываю руки!

— Если ты такой умный, то пиши хорошие пьесы, а мы с Володей будем с удовольствием в них играть… главные роли, — засмеялся Голубков.

— Да разве мало на свете профессий? — весело воскликнул Вадим. — Знаете, кем я решил стать? Часовым мастером! Сиди себе в мастерской на высоком стуле с моноклем в глазу и малюсенькой отверткой ковыряйся в часах. Что самое ценное на свете? Время! Вот я и буду чинить людям часы… У хороших пусть часы отстают, и жизнь их продлится, а у плохих — нехай спешат, торопятся, и жизнь их станет короче.

— «Мама, я летчиком хочу… — пропел Герка. — Летчик водит самолеты…»

— Если я уйду из театра, давайте все равно хоть раз в неделю встречаться здесь, — предложил Вадим. — Я буду на всех покупать конфеты.

— Ты же станешь безработным, — хмыкнул Герка.

— Пора бы знать, герой-любовник, — бросил на него насмешливый взгляд Вадим. — В нашей стране безработных нет. Как это в песне-то поется? «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет…»

— Какую же ты дорогу выберешь? — серьезно посмотрел на него Зорин.

Вадим отломил от кирпичной кладки кусочек штукатурки, прицелился и бросил его вниз, в пивную бутылку, блестевшую в крапиве, но не попал. Его серые с зеленым ободком глаза пристально смотрели на речку.

— А может быть, дорога сама меня поманит? — сказал он. — Есть люди, которые с малолетства выбирают себе профессию… В войну я захотел быть летчиком. И вот ничего не вышло. Подался в артисты — и снова мимо! Я уже и боюсь сам выбирать дорогу. А вдруг опять не туда заведет?

— Ты же стихи сочиняешь, — вспомнил Герка. — Стань поэтом или писателем. А еще лучше — драматургом: эти больше всех денег зашибают!

— И верно, в стенгазету ты за два часа сочинил длинную поэму, — вспомнил Зорин. — Кстати, всем понравилась.

— Главреж Канев смеялся, я сам видел, — заметил Герка.

— Какие это стихи, — вздохнул Вадим. — Так, баловство. — И негромко прочел вслух:

Тот поэт, врагов кто губит,
Чья родная правда мать,
Кто людей, как братьев, любит
И готов за них страдать.
Он все сделает свободно,
Что другие не могли.
Он поэт, поэт народный,
Он поэт родной земли!