Когда боги спали

Расстроившись, он оставил свои попытки. Намерзнувшись, он натянул на себя одеяла и устроился на лиственном ложе. Перед тем как заснуть, он увидел, как первые лучи касаются вершин гор. Проявился цвет крови, и столь интенсивный, что отдаленный выступ казался живым.

Сафар закрыл глаза, молясь за души тех людей, что погибли в его видении, — красивых людей, некогда танцевавших под фруктовыми деревьями на острове на краю света.

А затем он заснул без сновидений.

5. Пещера Алиссарьяна

Когда Сафар вновь открыл глаза, солнце поднялось выше, безмятежно заливая лучами утренний пейзаж. Ирадж суетился вокруг разожженного заново костра, доставая еду на завтрак. Но, поглядев на лицо Сафара, он заметил следы несчастья и спросил, что случилось. Не отойдя от потрясения, Сафар очень хотел поделиться увиденным хоть с кем-нибудь, пусть даже под угрозой разоблачения собственного постыдного секрета. И он горячо и бессвязно выложил всю историю.

Пока Сафар рассказывал, Ирадж не выказал никакого удивления, а когда друг замолчал, он сказал:

— Не переживай, Сафар. Это всего лишь дурной сон. Видимо, ты съел зеленого миндаля.

— Это не сон, — запротестовал Сафар. — А видение того, что произошло на самом деле. И именно случившееся послужило причиной тому огненному дождю, что мы видели вечером.

Ирадж странно посмотрел на друга.

— Почему ты так думаешь? У тебя уже были такие видения раньше?

— Да, — тихо сказал Сафар. — Иногда мне доводилось видеть то, что случалось впоследствии.

— И всегда видения соответствовали истине?

Сафар сожалея пожал плечами:

— Как правило.

Ирадж присел на корточки рядом с Сафаром.

— С того самого дня, как мы познакомились, я подозревал, что ты что-то скрываешь от меня, — сказал он. — Теперь ты все рассказал?

Сафар покачал головой:

— Нет.

— Хочешь рассказать остальное?

— Пока нет.

Ирадж кивнул, воспринимая эти слова как обещание рассказать позже.

— У нас хватает времени.

И все то время, что Ирадж собирал вещи, паковал их и грузил на ламу, Сафар сидел неподвижно. Лишь когда настал час трогаться в путь, настроение у него улучшилось. В свете дня все казалось нормальным. Среди этого света не было места ни видениям, ни магии. Душа очищалась утренним воздухом. В каплях росы мелькали птицы, добывая свой завтрак. На широких листьях замирали бабочки, осушая крылышки под теплым солнцем. В цветах сонно гудели шмели.

Ирадж засвистел веселую мелодию, и они двинулись в путь. Но каждый раз, когда Сафар поглядывал на друга, он видел, что взор того устремлен в себя. Спустя какое-то время Сафар перестал переживать из-за видения, сочтя его, как предложил Ирадж, за ночной кошмар. Он даже стал ощущать неловкость из-за того, что вообще рассказал о такой глупости. Он припомнил предупреждение отца о том, что горы частенько насылают на человека приступы меланхолии и дурного настроения. И в конце концов Сафар решил, что не было никакого видения, а были лишь последствия воспаленного воображения, вызванного меланхолией.

Вскоре юная кровь взяла свое, и он вместе с Ираджем стал весело насвистывать. Взгляды их встретились, губы раздвинулись в ухмылках, и мелодия превратилась в невнятное блеяние. Оба расхохотались. За смехом последовали шутки и насмешки друг над другом. В общем, они вели себя так, как и подобает юношам.

День перевалил за половину, когда друзья достигли цели своего путешествия. Земля здесь была покрыта плотным слежавшимся снегом, и тонкие башмаки стали рваться. Несмотря на снег, день стоял теплый, безветренный. Тропа пошла круче, и они порядком вспотели, карабкаясь и подгоняя коз. Узкая дорожка петляла, минуя заснеженные камни и ведя их к вершине. Продвижение резко замедлилось. Во многих местах широкие навесы и выступы закрывали полностью вид, оставляя лишь камни да тропу под ногами. Козы и лама уже не раз совершали путешествие к излюбленному месту Сафара и потому шустро шли вперед, исчезая за крутыми поворотами.

Даже Сафар, знавший, чего ждать, повернув за последний поворот, был застигнут врасплох открывшимся видом, восхитившим его, как и в первый раз.

Они оказались на залитом солнечным светом широком выступе, откуда открывался вид на северную сторону горной цепи. Прямо под ними располагалась небольшая, поросшая травой лужайка с цветущими ягодными кустами. Из-под камня у ног бил родничок, собираясь в центре лужайки в хрустальной чистоты пруд. Козы заскакали среди цветов, радостным блеянием выражая восторг по поводу обилия столь сладостной пищи. Лама, не обращая внимания на детские выходки своих меньших сестер, уже зарылась мордой в ягодный кустик.

А за лужайкой вставала чудесная страна заснеженных вершин, постепенно понижающихся к пустынным землям севера. Пушистые облака плыли по голубому небу, серые, коричневатые и хлопково-белые. Пустынные пески, отражая солнечные лучи обратно в небо, придавали всей картине впечатление блистающей, многоцветной драгоценности.