Когда боги уходят

Минут через пятнадцать молчаливой ходьбы процессия остановилась у невысокого здания с гербом над парадным входом. На гербе был изображен червяк, пожирающий человека (так, во всяком случае, увидел это Андрей). Куратор отворил дверь и зашел внутрь, юноша зашел следующим. Стражники остались снаружи.

— Ну-с, молодой человек, рассказывайте, что с вами приключилось, кто вы такой, куда направлялись и зачем.

Андрею показалось, что вся та важность и строгость, с которой мужчина недавно чуть ли не вломился в трактир, растаяла как первый снег. Он прошел за массивный стол, заваленный какими-то свертками и бумажками, и устало опустился в красивое резное кресло, снабженное мягкими спинкой и сидением. Вообще, вся обстановка помещения, в котором оказался Андрей, напомнила ему ещё одну фразу из прошлой жизни: «милицейский участок». Что означала эта фраза, юноша не совсем понимал.

— Извините, а можно сначала узнать, как вас зовут? — решил задать вопрос Андрей.

— Конечно! Я Маркус Бальтон, куратор Ламара. Если вам неизвестно понятие слова «куратор», то я объясню: оно означает, что я отвечаю за безопасность всего этого города в целом и каждого его жителя в частности.

Андрей удовлетворенно кивнул.

— К сожалению, я пока не могу назвать своего имени по причине потери памяти, — покачал он сокрушенно головой. — Но хотел бы, чтобы вы покамест звали меня Андреем.

Куратор внимательно слушал юношу, не отводя от него цепкого взгляда.

— Что со мной приключилось, куда я шел и зачем — также не помню.

Как бы в подтверждение своих слов Андрей развел руками и грустно улыбнулся.

Бальтон немного подумал, покрутил пальцами длинное страусиное перо, которым, скорее всего, пользовался как пишущим инструментом, а затем выдохнул:

— Мои люди сказали, что нашли вас на опушке Тола. Это так?

— Если лес к северу отсюда называют Толом, то так, — согласился юноша.

— Однако, этот факт сам по себе не означает, что вы были в самом лесу и, соответственно, теряли память, — заключил куратор, отбросив в сторону надоевшее перо.

— Конечно, не означает. — Андрей был вынужден признать это. — Но память я действительно потерял.

— Вы можете это доказать? — лениво поинтересовался Бальтон.

На этот раз Андрей не вытерпел. Он глубоко вздохнул, гневно уставился на усатое лицо куратора и, постепенно изменяя тональность голоса от низкого до высокого, вспылил:

— И как же, вы думаете, я могу это доказать, а? Да если б моя память была нетронута, я уже давно дал бы себе ответ на то, что и какого рогатого черта здесь происходит!

— И что же происходит? — как бы между делом спросил куратор, совершенно не обращая внимания на повышенный тон арестованного.

— Что происходит? — наигранно весело спародировал Андрей, и голос его подскочил до фальцета. — Что происходит? Ободранные ковбои, рассуждающие о магах и троглодитах как о вчерашнем хоккейном матче; древний, задрипанный городишко пятивековой давности; трактирщик и его родственнички-дауны, не знающие, что такое пиво; солдаты с мечами и пиками — вот что происходит! Или вы считаете, что я не имею права возмущаться?

По-прежнему не обращая внимания на кричащую речь юноши, Бальтон спокойно сказал:

— Возможно, и имеете, сударь, но я бы не советовал вам понапрасну тратить время и нервы на бесполезное выражение своих эмоций.

— Да? А на что мне тогда их потратить? Может, вы хотите мне предложить просто рассмеяться и воспринять всё как затянувшуюся, но, о-боже-какую-расчудесную шутку?

Бальтон подался вперед.

— Вы воспринимаете действительность как веселую шутку?

— Нет, — рявкнул Андрей. — Я воспринимаю её как злобное издевательство!

— А почему же, если не секрет?

— Да я вам только что это объяснил! — Андрей совершенно искренне хлопнул себя по коленям. — Всё вокруг попахивает стариной, прошлым, если хотите! Ретро-шутка, вашу мать!..

— Насколько же далеким прошлым? — Куратор пропустил ругательство мимо ушей. Его правая бровь после слов собеседника медленно поползла вверх.

— Ну, вам виднее, коль согласились принять участие в этом издевательстве. — Юноша держался из последних сил, чтобы просто не встать и не схватить куратора, а потом долго и упорно его трясти, покуда он не сознается, что, мол, да, милок, пошутили, не шуми.

Бальтон снова откинулся назад и надолго задумался. Андрею стало немного совестно, что он повысил голос на незнакомого человека, но когда вновь вспомнил, в какой ситуации сейчас барахтается, настроение вошло «в норму».

— Значит, Андрей, вы утверждаете, что оказались в прошлом? — Тон Бальтона указывал на то, что куратор ничуть не насмехается и, более того, заинтересован в разрешении ситуации не меньше чем сам пострадавший.

— Во-первых, товарищ куратор, я не утверждаю, что попал в прошлое, потому как не верю в подобную чепуху. А во-вторых, я убежден, что это — не настоящее прошлое, а — повторюсь — чья-то глупая, нелепая, тупая и абсолютно выходящая за рамки моего чувства юмора шутка.