Когда будущее стало чужим (СИ)

Легкие лучники шли сзади, чтобы хлынуть в пролом пехотных рядов, но тут случилось странное. Вперед пошли только гунны, а их союзники из степи открыли огонь из луков им в спины. Пока картечь крошила отборных всадников, скачущих впереди, вторые ряды уже ударили длинными копьями в пехотный строй, увязнув в тугой массе людей, ощетинившейся штыками. Они не видели, что сзади их поливают стрелами бывшие союзники, почти истребив легкую конницу гуннов, как не видели и того, что во фланги им заходят кирасирские полки. Все было кончено. Кирасиры сделали по два выстрела из длинноствольных пистолетов, пули которых прошивали кольчуги, и ударили в палаши. Тяжелые длинные мечи (ну а что это еще?), заточенные с одной стороны, легко прорубали немудреный доспех кочевников. Копья же степняков скользили по стали кирас, и могли лишь поразить незащищенные ноги и конские бока. Гунны умирали с честью, это последнее, что им оставалось. Хан Октар погиб последним, окруженной горсткой охраны, которую в конце просто и незатейливо перестреляли. Он стоял один, скаля зубы, как волк, а навстречу к нему выехал сам князь Мардоний, сопровождаемый сыном.

— Отец, позвольте мне, — почтительно спросил младший сын Тирибаз, что был назван в честь предка, завоевавшего Согдиану в незапамятные времена. — Ведь если я привезу с собой голову хана в Первую Сотню, я стану лучшим в выпуске. И мои права на это княжество уже никто не оспорит.

— Иди, сын, я верю в тебя. — ответил отец. — Если ты умрешь, пойду я. Это наш долг, как князей.

Пятнадцатилетний парень уверено двинулся на уставшего, но все еще крайне опасного соперника, который презрительно смотрел на мальчишку, который шел к нему, обнажив длинную тяжелую саблю. Он не любил палаш, это для рубки в конной лаве. А в бою один на один лучше сабли ничего и нет.

— Ты решил умереть, мальчик? — оскалился гунн, сорвав шлем с уродливой головы. — Или ты хочешь стать героем, чтобы твой папаша тобой гордился? Или чтобы девки писались от одного твоего вида?

— Нет, я просто хочу тебя убить, — ответил Тирибаз на языке степняков, становясь в позицию.

— Это непросто сделать, — захохотал Октар, который все это время цеплял песок носком сапога. В глаза княжича полетела грязь, но он увернулся и от ее, и от прыгнувшего гунна, который рубанул мечом там, где только что была голова мальчишки.

— Неплохо, гунн, но я на такие финты не ловлюсь уже года три как, — спокойно сказал Тирибаз, отбивая наскоки широкоплечего и длиннорукого хана.

Отточенные движения парня, учившегося у лучших мастеров клинка, не могли пробить защиту опытнейшего воина, который был гораздо сильнее. Да он и не пытался. Он просто изматывал Октара, который до этого рубился не один час, и ждал, когда тот совершит ошибку. А ошибка была неизбежна, потому что гунн рассчитывал смять более легкого и молодого противника с наскока, но не вышло. Парень отбивал удары, экономя силы, пока хан тратил свои, обрушивая на того град тяжелых ударов. Октар стал выдыхаться минут через десять, его движения стали более медленны и тягучи, и именно этого ждал Тирибаз, который подсек ему голень коротким ударом. Гунн завыл и схватился за ногу, а Тирибаз широким молниеносным ударом снес ему башку, вызвав восторженный вопль воинов, стоявших вокруг. Тирибаз поднял отрубленную голову, чтобы было видно всем, не обращая внимание на кровь, что заливала его одежду и доспех.

— Сын мой, что за позерство? — нахмурился отец, — я недоволен тобой. И мама будет ругаться. Ты мог зарубить его пять минут назад. Зачем ты устроил это представление?

— Мне нужен рейтинг в школе, отец. Если я привезу эту голову в их музей, то первое место мне обеспечено.

— Ну хорошо, — смягчился отец. — Но я все равно недоволен. Врага надо убивать тогда, когда представилась возможность. Не говори в школе, как ты это сделал. Этого точно никто не одобрит.

— Ваш сын — отважный воин, князь, под стать вам, — сказал хан кутигуров Кульпа, что стоял рядом с другими вождями и с интересом наблюдал за боем. — Наши договоренности в силе?

— Я же сказал свое слово, — немного удивленным тоном ответил князь. — Вы шестеро делите все кочевья, что остались в степи. Добычу и рабов из Хорезма можете оставить себе. Те роды, что бились с нами или убежали, я разрешаю истребить. Гуннов убить всех.

— И баб с детьми? — поинтересовался старый хан.

— До последнего человека. Такого пророчество, — припечатал князь. — И это не обсуждается.

— Мы выполним волю Пророка, — склонились князья в поклоне.

* * *