Когда был Ленин мумией

— Старый мир нимрод стирает до основания, ибо два мира на одном месте существовать не могут.

— До основания! А затем?

— А затем верховный халдей удалился. И тогда Нарам-Син решил создать мир, который принадлежит только бабилайя. Мир этот предполагался огромным, поэтому Нарам-Син приказал всем подданным забросить свои поля и строить башню до небес, чтобы установить нимрод на самом ее верху. Двадцать пять лет тысячи людей, не зная отдыха, возводили башню в том месте, где сближаются Тигр и Евфрат. И вот, когда башня уже касалась небес, коварные шапи-кальби вмешались в замыслы бабилайя. Оказалось, много веков назад они тоже побывали на том месте, где Гильгамеш сразил Хумбабу, и подобрали другие обломки чудовища. Теперь эти обломки сослужили им магическую службу: с их помощью шапи-кальби вызвали молнии и направили их на башню вавилонскую.

— Тоже мне спецэффекты, — пробормотал Шайба.

Табия оскорбился.

— Мой беспутный друг верит только тому, что может пощупать своими руками, — холодно обронил он. — Идите сюда, за мной.

Халдей направился к дальней стене и, с трудом сняв со стены факел, осветил им место в углу. Там оказался древний рисунок: он изображал египетских жрецов, держащих в руках продолговатые трубы, напоминающие гигантские электролампы. От труб в сторону уходил длинный толстый провод.

— Вот они, обломки Хумбабы, — сказал Табия. — Зловонные шапи-кальби с их помощью, а также помощью магии, меди и кислоты научились создавать молнии. Ими они и разрушили великую башню, лишив Вавилон будущего.

«Так-так», — пробормотал Ильич, сообразив наконец, о чем говорит Табия. Аккумуляторы, батареи, трансформаторы… Стало быть, древние египтяне освоили электричество. Эх, недаром он указывал в свое время на неоспоримую важность эликтрификации всей страны.

— И низвергли эти молнии вавилонское сооружение на строителей его. И земля содрогнулась, и окутала город тьма. И вышло море из своих берегов, — запричитал Табия, трагически тряся каракулевой бородой. — Три дня и три ночи небеса изливали воду на потревоженную твердь. И возрыдал Вавилон, ибо это стало началом его конца…

— А нимрод куда делся? — бестактно прервал Ильич.

Табия замолчал.

— Этого не знает никто, — наконец молвил он. — Трое халдеев, которым удалось чудом выбраться из-под разрушенной башни, разыскали нимрод под обломками, вынесли его из-под носа египтян и спрятали. Когда шапи-кальби схватили этих халдеев, двое сразу покончили с собой, а третий не успел и был подвергнут жестоким пыткам, от которых умер, не проронив ни слова. Нимрод уцелел. Но где он, неизвестно. Так что не беспокойся, вождь. Если нимрод не обнаружили до сих пор, то вряд ли найдут за истекшие часы. Возьми вот что!

Табия протянул Ильичу золотой диск на цепочке тонкой работы.

— В тот момент, когда Авраам с другой части света в мире живых призовет Хуфу, эта вещь поменяет свой цвет. Так ты узнаешь, что час пробил.

— Чистый брегет, — завистливо присвистнул Шайба. — . «Онегин едет на сходняк и там понтуется в натуре. Пока недремлющий брегет не прозвонит ему обед». Слышь, Ассириец, а мне? Я тоже такой бимбар хочу!

— Одного достаточно, — отрезал маг. — Все. Завтра нас ждут великие дела. А сейчас надо отдохнуть. Я потерял слишком много сил.

Халдей указал гостям на выход и устало смежил веки.

Глава 20. Шу и Сехмет

— Что с вами, Владимир Ильич? — обеспокоенно спрашивал Пирогов, высунув голову из саркофага, — Неужто все зубы разом разболелись? Так это самовнушение, сударь мой, они вас беспокоить никак не могут!

Ленин, сидевший в центре камеры за выщербленным гранитным столом, продолжал старательно подвязывать щеку полосатым платком. Перед ним стояло идеально круглое зеркало из полированной бронзы в рамке слоновой кости, рядом лежала палетка с красками.

— Владимир Ильич!

— Знаете что, товарищ Пирогов, называйте меня сегодня лучше рабочим Ивановым. Недолго, всего один день. Запомнили? Рабочий Иванов, — обернулся Ленин, и хирург с изумлением увидел, что у него начисто сбриты усы, зато густо подрисованы брови.

Пирогов сел в саркофаге и затряс головой.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Пока я спал, что-то стряслось?

— Пока нет, — с сожалением сказал Ильич. — Но я надеюсь, что стрясется. Однако поскольку исход совершенно неясен, лучше быть готовым ко всякому. Хотите, вас тоже загримируем? Я тут разных тряпок набрал.

— Спасибо, не надо, — с достоинством отказался эскулап. — А вам не кажется, что этой самодеятельной повязкой вы только обращаете на себя излишнее внимание?

— Нет, — с лукавинкой отвечал Ильич. — Такая повязка мне уже сослужила однажды верную службу. Поднимайтесь, Николай Иванович! Надобно пройти в зал, посмотреть обстановку. А мне в одиночку сегодня передвигаться никак нельзя — конспирация!