Когда была война (СИ)

Они снова помолчали.

- А вот ты, Антоха, откуда родом? Я дак с Рязанщины, например.

- Из Крыма, - вздохнул Баташёв. - Севастополь.

- Ого! - присвистнул Шираза. - Чай не наша деревенька-то! Большой город, да море небось близко? Я читал, Крым на море стоит, на этом... - Он пощёлкал пальцами. - На Чёрном, во!

- Близко. А ещё много чего у нас есть. Дворцы, заливы, даже вот античный город есть. Херсонес называется.

Шираза задумался на секунду.

- Чудное какое название-то. Херсонес. И звучит-то как ругательство какое...

Баташёв засмеялся.

- Нет. Это достопримечательность. Остатки древнего греческого города.

- Остатки? - не понял Шираза. - Енто как? Разрушили город что ли? - И рассердился: - Немцы поди, скоты такие! Головы бы им всем да поотверчивать!

- Не немцы, - принялся объяснять Баташёв. - Его время разрушило. Херсонесу шесть тысяч лет. Развалины одни и стоят.

- А-а-а! Ну дак и у нас в деревне развалин полно всяких разных. Дома да баньки старые, сараи - сколь угодно! Идёшь, глядишь, тут развалины, там развалины...

Баташёв весело расхохотался.

- Не понял ты, дядь Игорь. Античные это развалины. Есть разница между обычными и античными.

- Да какая уж разница-то! - насупился Шираза. - Развалины они и есть развалины.

- А тут античные, - настаивал Баташёв.

Шираза нахмурился, сорвал молодую травинку и стал растирать её пальцами. Его явно смущала собственная неосведомлённость - откуда простому деревенскому мужику знать, что такое античность?

Лиза свернула дописанное письмо в треугольник и спрятала в карман. Отправит при первой же возможности, а сейчас нужно идти дальше. Впереди - Кёнигсберг.

- Всё равно немчурятам надо бошки-то поотверчивать, - не сдавался Шираза. - Поганые их бошки, у-у!

- Поотверчиваешь, - со смехом согласился Баташёв и тоже вскочил на ноги.

- А Сашку жаль, - снова посетовал Шираза. - Зазря парнягу загубили. Друг мне был... Вот оно на войне-то как? Два раза словечком перекинулись, всё, считай друзья. А назавтречком нет твоего друга больше. Вот был полчаса ещё назад, ходил, дышал, планы какие строил на жизть, девку любил, удобство-неудобство какое испытывал... - Он со вздохом покачал головой. - А потом бац и нетуть ентова человека.

Лиза уже не слышала его философских размышлений. Она направлялась к командиру полка, чтобы попросить у него разрешения расквартировать солдат в ближайшем посёлке. Люди устали, вымотались, и им просто необходим хотя бы короткий отдых.

Километров через семь они вышли на огромное пепелище, что серым пятном лежало прямо посреди поля, ограждённое высоченными столбами с колючей проволокой. Сохранились и почерневшие от копоти и гари металлические ворота, и стены кирпичных построек. Кое-где ещё стелился по земле клочкастый чёрный дым, остро пахло жжёной резиной, тлели, вспыхивая змейками красных искр, обгоревшие доски.

Полк прошёл мимо - дали команду не останавливаться. Сапоги утопали в сером пепле. Он поднялся огромным клубом от сотен шагающих ног и повис в воздухе подобно трепещущим крупным снежинкам.

Что-то блеснуло среди этого серого пепельного моря, и Лиза склонилась к земле. В пепле лежали две красные звёздочки с пилоток. Она, сама не зная, зачем, подняла их и сжала в кулаке. Внутри поднялась знакомая волна жгучей ненависти. Значит, тут сожгли людей... советских военнопленных. Зубы непроизвольно сжались. Лиза зашагала дальше. Острые края звёздочек впивались в кожу подобно маленьким лезвиям, но она не чувствовала боли.

- Ой! - испуганно воскликнул кто-то сзади. - Да у вас кровь идёт, товарищ старший лейтенант!

Лиза посмотрела на свою руку. И правда, кровь. Она струилась по ребру ладони тоненькими рубиновыми струйками и ползла по запястью. Лиза разжала пальцы. Звёзды тоже измазались в её крови. Девушка спрятала их в карман брюк и на ходу вытащила из подсумка бинт.

Позже она узнала, что они прошли через сожжённый нацистами трудовой лагерь "Берту". Немцы сожгли его за несколько дней до их прохода, чтобы уничтожить следы своих преступлений.

Привал на ночь полк сделал прямо в открытом поле. Дурманяще сладко благоухали первые весенние цветы, тянули к чистым небесам на тонюсеньких стебельках свои хрупкие пёстрые бутончики, готовясь вот-вот раскрыть нежные лепестки и показаться во всей красе. Сумерки окутали разбитые наспех походные палатки, прильнули к языкам костров, растеклись по притихшей в предвестии ночи местности. Свежий ветерок перебирал травинки, гнул их к земле и шаловливо путался в кронах редких молоденьких деревцев, чьи ветки были усыпаны набухшими клейкими почками.