Когда деревья молчат

Слова миссис Пуглизи пробежали непрерывной строкой в моём мозгу: «Взрослый мужчина всё ещё живёт со своими родителями. У его мамы на прошлой неделе был инфаркт. Ты об этом слышала? Это объясняет, почему он больше не может контролировать свои наклонности. Такой стресс сводит людей с ума».

Моя рука тряслась. Коннелли так и не взял ежегодник. Я прижала его к себе.

Мягкий свист закрывающейся двери раздевалки донесся до лестницы. Мы оба напряглись от шума, окутанные маслянистым запахом старых обогревателей из раздевалки, которые были необходимы для обогрева влажного и холодного подвала независимо от времени года.

К нам приближались мягкие шаги.

Появился Габриэль с озадаченной улыбкой на лице.

Габриэль! Моё сердце бешено заколотилось. Он напоминал мне греческого бога с пушистыми волосами. Он был таким близким, таким неожиданным. Воздух стал сладким, как бывает, когда твоя жизнь уже не принадлежит тебе.

Коннелли, казалось, растворился в темноте трибун, прежде чем передумал и шагнул к Габриэлю, который был одет в бирюзовую футболку под цвет его глаз. Над верхней губой Габриэля едва заметно пробивались светлые усики. Мой взгляд метнулся к его ожерелью с бумажным самолётиком. Мир изменился, когда я представила, как холодный металл лизнул нежную кожу на моём горле.

– У тебя тоже есть, – сказал Габриэль, показывая на мою шею.

Мои колени подогнулись. Габриэль что, читал мои мысли?

Коннелли потянулся ко мне и помог встать прямо.

– Полегче!

Я встала ровнее и моргнула и за это время поняла, что Габриэль имел в виду зеленый мягкий ежегодник, который я прижимала к груди, идентичный его собственному. Конечно, он не мог заглянуть ко мне в голову. Клянусь, иногда я чувствовала себя обезьяной в одежде и надеялась, что этого никто не заметит.

– Я пришла, чтобы мистер Коннелли его подписал.

– Он и меня попросил прийти, – сказал Габриэль, улыбаясь своей медовой улыбкой. Когда тебе так улыбались, ты чувствовал себя, словно вернулся к солнечному свету после долгой жизни под землёй.

– Не могу позволить своим лучшим ученикам уйти на каникулы без хорошего послания, которое поможет им пережить лето! – Коннелли с важным видом достал из заднего кармана ручку. Его слова и веселый тон заставили меня улыбнуться, хотя я знала, что была далеко не лучшей его ученицей. Я решила не обращать внимания на немного странное чувство, которое у меня после этого возникло. У кого могут быть силы бояться, когда сбываются все их мечты?

– Коннелли и с тобой будет летом заниматься, Кэсси?

На прошлой неделе Коннелли объявил всем своим ученикам, что этим летом он будет давать частные уроки музыки всем желающим. Он сказал, что будет брать только 20 $ в час, что с таким же успехом могло бы быть и 2000 $ в час, если речь шла о моей семье. Хорошая новость заключалась в том, что кто вообще может хотеть преуспеть в кларнете?

– Да не, я только хочу дать подписать ежегодник, – я показала его, гордясь собой, что звучала так беззаботно и круто. Его волосы казались такими мягкими. Я представила, как провожу по ним пальцами, и по рукам пробежали мурашки. – Ты можешь тоже его подписать.

– Эй, – засмеялся мистер Коннелли и выхватил ежегодник из моих рук. – Я первый. И если ты не будешь ходить на уроки, то могу я хотя бы рассчитывать, что ты будешь продавать попкорн?

– Конечно!

– Отлично. Зайди летом ко мне домой. Может, вы с Габриэлем будете вместе продавать?

– Без проблем!

И мы стояли там, в этом безопасной тихой гавани, с улыбками и смехом, летними грёзами и автографами в ежегодниках, и это был последний раз, когда мы все трое были вместе.

В смысле – живыми.

Глава 16

Сефи подвинула ноги к проходу, чтобы я могла протиснуться к окну. Она посмотрела на мою ухмылку; мои волосы встали дыбом от влажности, а рюкзак был набит до отказа всякими вещами из шкафчика.

– Что это с тобой? – спросила она.

Я ничего не ответила. Вместо этого я встала и облокотилась на открытое окно, поставив подбородок на ладони, и смотрела на главный вход в школу, надеясь увидеть, как выходит Габриэль.

Я ждала до самой последней перемены, чтобы прочесть надпись в моём ежегоднике.

Кэсс, дорогая моя, надеюсь, что твоё лето пройдёт не слишком быстро! Мы с тобой увидимся, обещаю.

Дорогая моя.

Мы с тобой увидимся.

обещаю

В первый раз я прочитала выражение «лишиться чувств» в одном из любовных романов мамы Линн, который я позаимствовала (тайно), когда мы с Линн были близки. Это слово сразу же вызвало у меня отвращение. Как будто девушка не может даже включить свою собственную голову из-за мужественности какого-то парня. Но вот я стою без чувств из-за наспех накарябанной в ежегоднике заметки.

Сефи подтянула мне сзади джинсы.

– У тебя попа торчит.