Когда дым застилает глаза: провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

Родственники довольно долго прощались с умершей, прежде чем сообщить мне о своей готовности к кремации. В зале для прощаний меня напугал дым, клубящийся по бокам трупа. Близкие умершей положили в складки белых простыней толстые связки подожженного шалфея. Обычно мы не разрешаем разводить огонь в зале для прощаний, но так как Майк уехал, а усопшая напоминала спортивный инвентарь, я спустила им это с рук.

Помимо шалфея, родственники вложили в руки умершей кофейно-миндальное эскимо, как орудие викинга. Я обожаю такое мороженое, поэтому я невольно закричала: «Это мое любимое!»

До этого момента я успешно держала рот закрытым (даже после того как родственники не оценили сделанный мной макияж), но не высказаться по поводу мороженого было выше моих сил. К счастью, они просто посмеялись. Кофейное эскимо было любимым и у их матери.

Так как Крис уехал за мистером Клемонсом, перевозить усопшую в крематорий на каталке пришлось мне. Первым делом я врезалась в дверной проем, после чего вперед устремился густой клубок шалфеевого дыма. Не помню точно, что я сказала в тот момент, но, возможно, это было что-то вроде: «Упс!» или «С первой дверью всегда проблема!»

Затем без приключений переместила умершую на конвейерную ленту, после чего, к моему облегчению, она удачно уехала в кремационную печь. Я разрешила ее сыну нажать на кнопку, зажигающую пламя. Как и многие до него, он был тронут ритуальной силой кнопки. Шалфей и мороженое свидетельствовали о том, что ритуалы для этой семьи были не новы. На мгновение мне показалось, что он забыл о театральном макияже и о том, как я врезалась каталкой в дверь (хотя он до сих пор не был очарован мной до такой степени, чтобы пригласить меня на свидание).

Пока Майк был в отпуске, я кремировала 27 взрослых, шесть детей и два торса. Три из всех этих кремаций были при свидетелях, и все они прошли гладко.

В первое рабочее утро после отпуска Майк оторвался от заполнения бумаг, взглянул на меня и сказал: «Черт возьми, я так тобой горжусь».

Я чуть не разрыдалась прямо там, чувствуя себя так, словно мной была одержана огромная победа и уже не ощущая себя девочкой, которая играет в новую работу, потому что не была дилетантом. Я была оператором кремационной печи, и уже знала, как это делается. Кроме того, я была хороша в этом деле.

Если бы Майк тешил мое тщеславие чаще, хваля меня за хорошо подметенный двор и пять сожженных младенцев до пяти, я была бы гораздо менее компетентным работником. Добиться успеха я смогла только, потому что боялась ударить в грязь лицом перед ним.

– Ты проявила себя лучше, чем 95 % людей, которых я когда-либо нанимал, – продолжил Майк.

– Подожди, кто же те 5 %, которые работали старательнее меня? – сощурившись, спросила я. – Надеюсь, ты просто так это сказал.

– Нам обычно приходится брать на работу людей без опыта, который чаще всего имеют болваны из организаций, занимающихся вывозкой тел. Это гадкая работа.

– И она плохо оплачивается, – добавила я.

– Нет, – сказал он, смеясь. – Вовсе не плохо. Тебя ввели в заблуждение.

Моя радость от того, что Майк наконец-то выдавил из себя похвалу, была недолгой, и быстро сменилась чувством вины. Дело в том, что я подавала документы в колледж похоронного дела, и меня приняли.

Мое поступление вовсе не значило, что я точно буду посещать занятия. Был конец 2008 года, начало экономического кризиса, и было бы глупо уходить со стабильной работы, даже если это была странная работа оператора кремационной печи. Однако моя жизнь в Калифорнии до сих пор была обыденной и одинокой, а колледж похоронного дела в Сайпресс (один из двух колледжей похоронного дела в Калифорнии) был расположен в округе Ориндж, пригородной стране чудес к югу от Лос-Анджелеса, служившей домом «Настоящим домохозяйкам» и Диснейленду. Я не хотела учиться бальзамированию, хотя в Сайпресс этому обучали, а мечтала узнать, как готовят будущий экипаж национальной ракеты похоронного дела. Где именно все до такой степени пошло не так, и кто в этом виноват: владельцы индустрии, люди, их обучавшие, или сама индустрия?

Кроме того, Люк жил в Южной Калифорнии вот уже несколько лет. Перед окончанием колледжа мы планировали вместе переехать в Лос-Анджелес, снять квартиру и жить как бедные, но достойные художники. Вместо этого я отправилась на север в Сан-Франциско и пошла на поводу у своей одержимости смертью. В то время это было эгоистичным решением с моей стороны, но теперь все было иначе. Я знала, кто я на самом деле, моя жизнь обрела цель, и я была готова быть с Люком.

– Итак, ты переезжаешь в Лос-Анджелес, Даути? На этот раз серьезно? – спросил Люк скептически.

– Не льсти себе слишком сильно, дружок. Я переезжаю не ради тебя, просто мне нужно сбежать от всех этих тел. Ты читал «Взрыв в соборе?» «Я устал обитать среди мертвецов… Здесь все пахнет трупами. Я хочу вернуться в мир живых, где людям есть, во что верить».

Он засмеялся.

– «Все пахнет трупами», да? В чем тут метафора? Крематорий построен из трупов?

– Да, но возводить постройки из них невероятно сложно, – объяснила я.