Когда Европа была нашей. История балтийских славян

Таким образом, именно на балтийских славянах проявились во всей своей наготе плоды богохульного слияния Божией церкви с мирским государством, произведенного западным миром, и той бесчеловечной исключительности, которую он вследствие этого придал у себя христианской вере.

Разумеется, славянам-язычникам при таком светском характере христианской веры, как ее понимали и налагали на них немцы, невозможно было отличить ее существенной истины и кротости от случайной жестокости и лжи, которую к ней примешивали людские страсти; да и ослепление было такое, что немцы сами, в отношении к славянам, этого различия тоже как будто не сознавали. Когда приехал к щетинцам проповедник Оттон Бамбергский, вестники отправились от него к старшинам города и стали их уговаривать креститься, подкрепляя свои слова обещаниями и угрозами; но те отвечали: «Что нам за дело до вас? Мы не оставим законов отцов наших; мы довольны своей верой. У христиан есть воры, есть злодеи, обрубают ноги, выкалывают глаза, всякие злодейства и казни творятся христианином против христианина. Да не будет у нас такой веры!» Такими и тому подобными словами возражали они, прибавляет летописец, и затыкали уши, чтобы не слышать слова. И католические проповедники как бы не находили на это ответа, ибо для них вера слилась с государством, и вина государства падала на веру.

Глава LXXXIII Исключительность средневековой римской церкви в отношении к языку: отвращение к языку славянскому

Внешним, можно сказать, символом исключительности западного христианства было изгнание народного языка из области религии. Признанный языком церкви, язык латинский лишал народ (особенно в землях нероманских) слова Божия и веры: мы можем представить себе, как трудно казалось балтийским славянам менять свою старинную веру, которую они понимали, на чужую, смысл которой закрывали от них непонятные звуки. Латинская литургия лишь возбуждала в них смех. Замечательно свидетельство древнего летописца: мерзебургский епископ Бозо, наставляя славян в христианстве, просил их, рассказывает Титмар, петь «Куriе eleison» – диковинные для необразованных людей слова, удержанные, как формула, римской церковью, и славяне, которые, конечно, с благоговением произносили бы родное «Господи помилуй!» стали издеваться над непонятной формулой и говорили, что их учат петь бессмысленную песнь: «в кри вольша, в кри вольша» т. е. «в кусте ольха». Этот Бозо был еще внимателен к славянам и, стараясь об их наставлении, стал даже, – так говорит Дитмар, – писать по-славянски. Какое же отвращение должны были возбуждать те немецкие духовные лица (а таковы были почти все), которые лишь силой и страхом заставляли славян слушать и лепетать звуки непонятных слов!

О тех священниках, которые употребляли славянский язык для наставления славянской паствы, летописцы упоминают, как о каком-то необыкновенном явлении христианской добродетели, и это только доказывает редкость таких случаев. Надо еще заметить, что двое из сих благих проповедников Евангелия, Бозо и другой мерзебургский епископ, Вернер, действовали, собственно, не среди балтийских славян, а в стране лабских сербов, которые крестились уже в начале Х в. (вероятно, под влиянием чехов) и с теx пор не покидали христианства; у балтийских славян упоминается только об одном немецком духовном лице, старогардском священнике Бруне (Бруно), который дерзнул, в середине XII в., для обучения народа писать по-славянски. Но и в этих, столь редких, явлениях благочестивой ревности, живого слова проповеди не видно: попечительный о благе славян немецкий пастырь запасался книгой поучений на славянском языке, написанных латинскими буквами, и по ней при случае проповедовал народу. Как убедительно должны были действовать на славян эти проповеди, читаемые иностранцем, в котором столько причин им было видеть врага! Вообще, германские проповедники, особенно в землях славянских, боялись ли они употреблять народный язык, или презирали его, но всегда являли к нему как будто какое-то отвращение. Так, даже Оттон Бамбергский, который долго жил в Польше и хорошо знал польский язык, совершенно понятный поморянам, проповедовал им через толмача (поляка) и только в самых редких случаях произносил несколько слов по-славянски.

Глава LXXXIV Народная исключительность римского духовенства в отношении к балтийским славянам. – Последствия для них вступления в западную церковь