Когда гаснут звезды (ЛП)

— Осторожно, я бросаю веревку.

— 32-

Даже с веревкой подъем дается с трудом. Волокна грубые и на ощупь похожи на древесные щепки, они впиваются в мои ладони, когда я медленно пробираюсь вдоль скалы, ударяясь локтями и коленями. Мышцы моей спины сокращаются, а бедра начинают гореть. Интересно, почему это выглядит так просто в боевиках, и кто вообще этот парень, какой-нибудь благонамеренный сосед или прохожий, или настоящий злодей? И как, черт возьми, я оказалась здесь, позволяя незнакомцу удерживать вес моего тела, не имея никакого выбора, кроме как продолжать идти?

Когда я, наконец, достигаю вершины, он протягивает мне руку и тянет меня, задыхающуюся и полную адреналина, через неровный край обрыва на тропинку. Это Лето любви, парень-хиппи из Ротари-парка. Улица позади него пуста, витрины магазинов плоские и темные.

— Я помню тебя, — говорит он, бросая кусок веревки к ногам. — Знаешь, там внизу не слишком безопасно.

Я смотрю вверх и вниз на тропинку, на которой мы стоим, взвешивая свои варианты, если все пойдет плохо, а затем снова на его лицо и тело, пытаясь прочитать его. Он большой парень, достаточно большой, чтобы без труда сломать девушке шею пополам. Достаточно большой, чтобы утащить меня, если это то, к чему все идет.

— Я в порядке. Я знаю, что делаю. Тем не менее, спасибо.

— В прошлом месяце разбойная волна унесла парня прямо в море. Случилось в Дьявольском Панчбоуле. Они приходят из ниоткуда.

Его речь странная и отрывистая, предложения вырываются резкими маленькими фрагментами. Но он также не двинулся ко мне и не сказал ничего особенно угрожающего.

— Я буду иметь это в виду.

— Я — Клэй Лафорж. Мы с моей девушкой просто сидели в парке, когда увидели, как ты проходила мимо. Когда ты не вернулась, она послала меня проверить.

— О. — Я с трудом могу поверить в то, что он говорит. Большинству людей наплевать на тех, кто напрямую не касается их жизни. — Это… мило с ее стороны.

— Мы все должны присматривать друг за другом, вот что она всегда говорит. Кстати, что ты там делала внизу?

— Ничего. Просто думала о жизни. Этот человек утонул? Тот, в «Дьявольском Панчбоуле»?

— Конечно, — говорит он почти весело. — Туристы. Думают, что знают то, чего на самом деле не знают.

Я понимаю, что необычна не только его манера говорить, но и все, что он говорит. Он похож на персонажа из сборника рассказов, волшебника, торгующего метафорами, или отшельника, протягивающего три волшебных боба… или, в данном случае, веревку. Вся эта встреча странная, но если я не упускаю чего-то вопиющего, он не кажется мне опасным. На самом деле, он мог бы быть полезен. Он не турист, но даже нечто большее, чем местный житель. Он спит в парке, по крайней мере, я так предполагаю из-за палатки, которую видела на днях, где он может наблюдать за всеми так, как только что наблюдал за мной… как за телешоу, которое он может включать и выключать, переворачиваясь.

— Приходил ли кто-нибудь из офиса шерифа и расспрашивал тебя и твоих друзей о пропавшей девушке, Кэмерон Кертис? — спрашиваю я.

— Почему? Потому что мы — самое близкое, что есть в этом городе к криминальному элементу? — Возможно, он слегка подмигивает, когда говорит это. Даже при свете уличных фонарей освещение не очень хорошее. Либо он забавляется, либо я его обидела.

— Ты большую часть времени проводишь снаружи. — Я пытаюсь уточнить. — Ты знаешь всех, кто здесь живет, в лицо. Думаю, ты бы понял, если бы что-то было не так. Или кто-то еще.

Он кивает, черты его лица мутные.

— Много детей заходят в парк по пути на пляж, иногда курят. Время от времени кто-нибудь из них просит нас купить пива или пятую часть «Четырех роз». Но не эта девушка. Я не уверен, что когда-либо видел, как она проходила через это. Если бы я это видел, она бы не выделялась.

— Ты думаешь, это безопасный город? Вы, ребята, разбили лагерь, верно?

Он пожимает плечами.

— Иногда снаружи кажется безопаснее, чем внутри. Ты точно знаешь, с чем имеешь дело.

Это то, что мог бы сказать Хэп.

— Как долго вы здесь живете?

— Пару лет. Моя девочка всегда хотела жить у океана. Я сказал, конечно, давай попробуем. Мы уже были в Денвере раньше. Солнце светит там каждый чертов день, иногда прямо сквозь снег. Но Ленор сказала, что высота перевернула ее с ног на голову.

— Ленор? Это та женщина, которую я встретила на днях?

Он кивает.

— Она не так уж сильно любит людей. Я удивлен, что она заговорила с тобой.

— У моей семьи когда-то была ручная ворона по имени Ленор.

— Что, в доме? — Он качает головой, хмурясь. — Ты не можешь приручить такое животное. Не повезло.

— Она была животным-спасателем. Одно из ее крыльев не работало. — Я даже не знаю, почему я рассказываю ему эту историю, или почему все еще вижу, как она бегает по дому за Иден, выпрашивая изюм, чернику и гранулы собачьего корма. Она тоже могла говорить, но у нее была только одна фраза, которую она извлекла из своей прошлой жизни: «Не смей, не смей». — Она пугала меня до смерти, — ловлю я себя на том, что говорю Клэю. — Я думала, она может читать мои мысли.