Когда герцог вернется

— Мне тоже надо уехать из Лондона, — сообщил Элайджа. — Пит устраивает встречу в своем загородном доме, поскольку парламент на несколько недель уходит на пасхальные каникулы. — Глубокое, неприкрытое сожаление в глазах герцога подтверждало его слова.

— Как долго тебя не будет? — поинтересовалась Джемма, спрашивая себя, могут ли давно женатые супруги чувствовать такое же волнение, как и недавно познакомившиеся любовники.

— Я скажу ему, что должен вернуться на королевский праздник, который будет двадцать шестого, — ответил он, снова целуя ее. Но Джемме был нужен не только поцелуй, поэтому она обвила руками шею мужа и привлекла его к себе. Такой знакомый запах — запах ее Элайджи… А его поцелуй имел сложный вкус власти и еще чего-то такого, что обещало…

Однако все ее мысли исчезли, когда его рот накрыл ее губы — властно, уверенно. От Элайджи исходила такая сила, такая мощь, что Джемма почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.

Он не прикасался к ней. Ее руки не гладили его плечи, не ворошили парик. Только их губы соединились в страстном поцелуе.

Они продолжали целоваться, когда в дверь громко постучали и в кабинет заглянул мистер Каннингем. Джемма заметила, что лицо секретаря ошеломленно вытянулось. Похоже, мистер Каннингем был лучше осведомлен о плачевном состоянии их брака, чем она сама. Но Элайджа даже не оглянулся.

— В чем дело, Рансом? — спросил он, не сводя глаз с Джеммы и улыбнувшись своей мимолетной неповторимой улыбкой.

— Еще несколько узников сбежали с корабля, — объяснил Каннингем.

— Говорил я им, что не стоит, черт возьми, запирать людей на корабле, — проворчал Элайджа.

— Ты хочешь сказать, что преступникам не место на военном корабле? Или что для этого выбрали неподходящую часть реки?

— Так тебе об этом известно? Ты не перестаешь удивлять меня, Джемма. — Он снова склонил к ней голову.

— Я уеду до твоего возвращения домой, — сказала она спустя некоторое время.

Джемма слегка задыхалась, была счастлива и напугана одновременно.

— Ох, не надо бы отпускать тебя туда, — вздохнул Элайджа.

Джемме показалось, что приглушенные крики из соседних комнат внезапно стали гораздо громче.

— Они захотят, чтобы я обратился в палату лордов и спросил, как поступить, — пробормотал он, взяв ее лицо в ладони.

— И что ты скажешь? — с усилием проговорила она.

— Я всегда считал… — он погладил ее губы своими губами, — что использование кораблей… — еще один поцелуй, — это чудовищная ошибка.

Шум из-за двери стал до того громким, что Джемма высвободилась из объятий мужа и встала. Однако она еще не была готова уйти.

— Почему? — спросила она.

Элайджа вполне в своем духе серьезно ответил на ее вопрос:

— Большинство заключенных — это безработные ветераны разных войн. Они не в состоянии найти работу, поэтому занимаются грабежом. Из кораблей вышли ужасные тюрьмы, потому люди только и думают, как бы сбежать оттуда. За первые три года заключения умирает каждый четвертый.

— Гнезда чумы… — выдохнула Джемма. — Я слышала, как о них разговаривают в соседней комнате.

Элайджа кивнул.

— Ты хороший человек, — проговорила Джемма, поправляя мужу галстук.

Он поймал ее руки, повернул правую ладонью вверх и поцеловал.

— Не всегда, — отозвался герцог.

— Когда дело касается чего-то очень важного, — сказала она.

— Мне начинает казаться, что все как раз наоборот, — заметил Элайджа. — Потому что самое важное — это ты. — Подержав ее руки в своих руках еще несколько мгновений, он выпустил их. — Двадцать шестого я приеду прямо на королевскую яхту, Джемма. И буду искать там тебя.

До этого мгновения Джемма не понимала значения слов «поющее сердце», но когда она пробиралась сквозь заполненные людьми комнаты, в которых каждый говорил что-то о милости к заключенным, о ссылке в другие страны, изгнаниях, казнях, повешениях, Джемма не могла перестать улыбаться. И заставить замолчать чудесную песню, звучащую в ее груди.

Глава 27

Вдовий дом

3 марта 1784 года

Исидоре не хотелось оставаться наедине с Симеоном: это вызывало слишком много переживаний. Она так много лет считала его своим мужем, что ей уже трудно было думать о нем как-то иначе. И в основном, если уж быть до конца честной, это касалось ее тела.

Ей достаточно было лишь увидеть Симеона, чтобы тут же захотеть поцеловаться с ним. И если они окажутся за столом наедине, она будет испытывать неловкость.

Весь день они вдвоем разбирали последнюю стопку бумаг. Одно письмо стало причиной их спора. В нем говорилось больше о любви, чем о деньгах. Исидора решила, что написавшая его женщина заслуживает не только подарка в виде четырехсот фунтов, которые они договорились посылать пассиям покойного герцога.

— Да может, ей вообще ни к чему деньги, — заметил Симеон. — В отличие от остальных она не пишет ни о каких обещаниях.

— Но ей же было известно, что он женат. Он герцог, и именно ему она адресовала свое письмо. Зачем бы она стала писать, если бы ей не были нужны деньги? — возразила Исидора.

— Она любила его.

Исидора взяла у него письмо.

— Она называет его на ты.