Когда горела броня. Наша совесть чиста!

— Не мели ерунды, — резко оборвал друга майор. — Ты сказал то, что должен был сказать комиссар. И почаще им это говори. Хватит, наигрались в социалистическую ответственность — скоро до Москвы добежим. Будет еще время для добрых комиссаров, когда мы немцев обратно погоним. А сейчас комиссар должен быть сильный, злой и убежденный, вроде тебя. И не сомневайся, танкисты тебя уважают, — он усмехнулся — Некоторые даже говорить стараются, как ты, не замечал? Походку копируют.

— Что, серьезно? — неуверенно усмехнулся Беляков.

— Нет, в шутку, — огрызнулся Шелепин. — Слушай, кончай тут отражать на лице сложную гамму переживаний. Делаешь свое дело, и делай. И вообще, шел бы ты, комбинезон надел да экипаж свой проверил. Через пять минут выступаем.

Комбат стоял в люке и смотрел на часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Двадцать секунд… Пятнадцать… Пять… Майор поднял флажок и резко махнул вниз, крикнув:

— Заводи!

Оглушительный рев дизелей «тридцатьчетверок» заглушил тарахтение слабеньких бензиновых моторов легких танков. Т-26 лейтенанта Турсунходжиева первым тронулся к воротам, за ним уже разворачивались две другие машины его взвода. Получивший свою первую боевую задачу батальон двинулся к линии фронта.

Лейтенант Волков, июнь — август 1941 года

В темноте все дома казались мрачными и заброшенными. Приказ о соблюдении светомаскировки выполнялся неукоснительно, и к вокзалу 2-й маршевый батальон 124-го учебного полка шел, ориентируясь в основном по табличкам с названиями улиц, которые комбат, капитан Светляков, время от времени освещал фонариком. Всякий раз выяснялось, что батальон опять свернул не туда, и бойцы начинали наперебой советовать, как лучше добраться до станции. Батальон формировался в основном из жителей города — добровольцев и мобилизованных, так что недостатка в советчиках не ощущалось. Хуже было то, что советы давались зачастую прямо противоположные. Кончалось тем, что капитан рявкал на спорщиков и принимал решение единолично, только для того, чтобы через десять минут снова остановиться, решая, как двигаться дальше — по Стахановской или через Героев Царицына. Лейтенант Волков наблюдал этот балаган с нескрываемым неодобрением. Его вторая рота шла в полном порядке, никто не покидал строй и не лез обсуждать дорогу к вокзалу. Но это никоим образом не отменяло того, что батальон, похоже, заблудился. Волков чиркнул спичкой и посмотрел на часы: было полвторого ночи. Эшелон должен отправиться через полтора часа. Без них он, конечно, не уйдет, но опоздание могло привести к тому, что их отъезд задержат на несколько часов, а то и на сутки. Расписание движения эшелонов было очень плотным, дорога работала с перегрузкой, и выбившиеся из графика составы зачастую просто отгонялись в тупики ожидать своей очереди проскочить в какое-нибудь «окно». Такая задержка могла быть расценена как саботаж — со всеми вытекающими…

Лейтенант вздохнул. Батальон вышел из лагеря раньше остальных, имея задачу забрать со склада патронные двуколки. Однако на складе подозрительно сонный начальник караула сообщил, что двуколки еще с вечера отогнали на вокзал. Полк известить, конечно, забыли, или не посчитали нужным. Светляков долго матерился, а потом принял роковое решение — срезать путь по окраине, через район частной застройки. Роты втянулись в лабиринт узких улочек и немедленно потеряли ориентировку. Даже в мирное время фонари здесь горели через один на четверти улиц, а сейчас темень опустилась и вовсе непроглядная. Небо затянуло тучами еще днем, не было видно ни луны, ни звезд. Комроты-2 предложил было комбату вывести, пока не поздно, батальон обратно к складам и обойти город, как и предполагалось сделать с самого начала. Но капитану, похоже, вожжа попала под хвост. Не слушая возражений, он повел людей по темным улочкам.