Когда горит трава

Облако красной пыли повисло над дорогой, и ветер понёс его на испуганных людей.

— Видел? — шёпотом спросил мужчина с осликом.

— Он такой красивый! — вздохнули девушки.

Когда они подошли к базару, Сансай заметил мужчину, одетого, как сборщик налога: на нём был тропический шлем цвета хаки, короткие штаны и ботинки. Он стоял в толпе пастухов, опиравшихся на палки, и что-то говорил, размахивая руками.

— Это лесничий, — пояснил хозяин ослика. — Он отвечает за деревья. Когда Бодеджо хочет, чтобы мы что-то сделали, он говорит Чике, а Чике говорит нам.

Сансай почувствовал благоговейный трепет перед человеком с записной книжкой. Но Сансай стоял слишком далеко и расслышал лишь несколько слов, которые ровно ничего ему не сказали. Пастухи уже начали расходиться. Некоторые возвращались, желая задать какой-либо вопрос.

— Я всё-таки пастух, — сказал кто-то. Моё дело скот, а не деревья.

Эта попытка протестовать встретила одобрительные возгласы скотоводов. От изумления глаза Сансая расширились. Громко говоривший молодой человек был его первый сын, Джалла. Сансай бросился в толпу и стремительно заработал локтями, пробираясь к Джалле. Ему больше всего на свете хотелось стать лицом к лицу с сыном. Наконец он был перед Джаллой, который был таким высоким, что старик, сколько ни вытягивал шею, не мог быть вровень с ним.

— Джалла, сын мой!

Джалла пристально смотрел на старика, и ему казалось, что он видит сон.

— Отец!

— Лах, лах, лах! — бормотал отец в объятиях сына.

Отец и сын стали центром внимания. Вокруг них собралась толпа, всегда бесстыдно жаждущая поглазеть на проявление чувств. Девушки заламывали руки в сладкой печали и умилялись отцовским радостям.

— Не удивительно, что он так выспрашивал о нём, — сказала одна из них. — Это тот старик, которого мы встретили у реки? Я сразу поняла, что здесь что-то кроется.

Джалла обернулся к ним и с гордостью сказал:

— Это мой отец.

— Айя! Бедный старик! Он целый день на ногах!

Джалла и отец смотрели друг на друга и обменивались тысячами невысказанных мыслей. Наконец, Джалла сказал:

— Пора возвращаться на стоянку. Это много миль отсюда, но моя лошадь довезёт нас обоих. А скот домой пригонят мои парни.

Сопровождаемый Джаллой, Сансай обошёл базар. Он был полон народу. Люди самого разного достатка со всей саванны толпились здесь, ибо базарный день бывает раз в неделю.

Разноцветные английские гребешки лежали на прилавках бок о бок с кореньями и травами, обезьяньи зубы соседствовали с мясом, над которым носились рои мух. Ослики, коровы, циновки, шипящее на огне мясо; женщины, поставив на землю пустые тыквенные бутыли, жуют сахарный тростник. Повсюду прыгают ослики со спутанными передними ногами и подбирают губами кожуру сахарного тростника.

— Лах! — повторял Сансай.

Он гордился Джаллой, который не походил на мужчин фулани. И хотя в нём не было ничего от их стройности и женственности, он носил серьги. На нём была чистая белая рубаха и новые сандалии, потому что это был базарный день, или, может, потому, что он поглядывал на девушек. Он жевал цветок табака, и рот его был красен.

— Лах! — сказал старик.

— Как поживает Рикку, отец?

Рикку? — пробормотал Мей Сансай. — Этот маленький мошенник тоскует. Он бредит Фатиме, девушкой, которую мы выкупили из рабства.

Когда они добрались до стоянки Джаллы, было очень поздно. Сансай не мог рассмотреть в темноте ночи, что лежало за жёлтым кольцом пламени, но он слышал вой гиены в скалах и смутно различал очертания белых и коричневых зебу. Он разыскал циновку и распростёр на ней своё усталое тело.

— Большое у тебя стадо?

Джалла улыбнулся.

— Две сотни голов.

— Ты большой человек, Джалла.

— На всё воля Аллаха. Здесь у меня две сотни. Но знаешь, людям неохота платить налоги за всё, что у них есть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Восемьсот голов у меня в других местах. — Он хитро подмигнул.

— Вай, вай!

В эту ночь Сансай спал, как убитый. Один день и одна ночь отделяли его от Докан Торо, но у него не было никакого желания возвращаться домой. Он стремился только вперёд, на юг.

Вскоре после восхода солнца Сансай сказал, что различает шум автомобиля. Отец и сын прислушались. Длинное красное облако вдали отмечало путь машины. Недалеко от стойбища Джаллы машина остановилась, и из неё вышел белый человек. Его сопровождал африканец в тропическом шлеме цвета хаки, в коротких штанах и ботинках. Они пробирались сквозь низкорослые кусты, о чём-то говорили и смотрели в записные книжки.

— Они идут сюда, — сказал Сансай. — Это сборщик налога!

— Это Бодеджо. А с ним вчерашний лесничий.

— Что им нужно? Налог?

— Нет! — улыбнулся Джалла. — Подождём — увидим.

Бодеджо шёл большими шагами. Лесничий побежал по земляной насыпи. Он нашёл проход в зарослях боярышника, и через минуту оба они стояли посреди поляны. Мей Сансай слышал, что доктор хороший человек, и теперь, видя его перед собой, мог убедиться в этом.

Доктор Макинтайр был ростом чуть ли не в 6 футов 7 дюймов и улыбался, как мексиканец. Несмотря на загар, дыхание Англии, казалось, овевало его, и Сансай понял, что встретился с иной цивилизацией.