Когда говорит кровь

Не этого жадного и мелочного дурочка Ягвиша, а истинных глав партии, что стояли у него за спиной. В них уже давно кипели зависть и страх. К Шето, к Лико, к Кирану, ко всем Тайвишам. К их власти и славе. И, кажется, настало время показать, что вся эта свора благородных не зря их боится.

Войдя в спальню и сев за большой стол, на котором в аккуратном порядке лежали письма, донесения и листы папируса, но вытащив один из них начал быстро писать, стараясь как можно более точно воспроизвести слова сказанные ему Кардаришем.

– Ванна ждет вас, хозяин,– раздался за его спиной голос Аяха Митэя. Как и всегда, он появился бесшумно, а следом за ним в спальню вошел кот Рю, что тут же пристроился на коленях Великого логофета и замурчал, потираясь об его одежду. Джаромо чуть рассеянно почесал за ухом своего питомца.

– Не сейчас Митэй. Дела важнее покоя и расслабления.

– Как пожелаете. Я распоряжусь, чтобы воду поддерживали горячей.

– Распорядись. Да, ещё кое-что. Скоро сюда должны прислать рабыню от госпожи Мителиш. Каришмянскую танцовщицу. Заплати за нее восемь тысяч литавов, а потом убей, раздень и брось к дому Кирота Кардариша. Со всеми благодарностями.

– Как изволите, хозяин.

Глава четвертая: Дом нашего прошлого

Никогда раньше, ни в одном сражении или драке, сердце старого солдата не билось так сильно и часто. Казалось, что ещё немного, и оно, разорвав грудь, пробив ребра, кожу и доспехи, устремится туда, куда смотрели его глаза, оставив бездыханное тело лежать на вершине этого холма. Уносясь туда, где среди оливковой рощи, прячась, словно стеснительная дева, возвышались выбеленные домики, под крышами из оранжевой черепицы. И хотя городок почти не отличался от сотен других, что встречались им на пути, Скофа ни за что бы его не перепутал.

Да и разве можно было спутать эту сетку тропинок, делившую рощу на неровные квадраты? Или старую, выстроенную из желтых кирпичей мельницу, стоявшую у самой черты города? Вечно косившуюся к земле, но надежную, словно само мироздание. А вон на той башне, украшавшей здание коллегии, все так же сверкал позеленевшей бронзой погнутый шпиль, который так и не смогли выправить после бушевавшего лет пятьдесят назад урагана. И домики в северной части все также тесно жались друг к дружке, что порою начинало казаться, будто они уже слиплись в единое здание.

Город почти не изменился. Разве только домов и труб гончарных мастерских прибавилось. Но та картина, что отпечаталась в его памяти, когда он уходил отсюда вместе с вербовщиками, точно ложилась на открывшийся взгляду пейзаж. Это был его дом. Его малая родина. Покинутая словно целую жизнь назад, но так и не забытая и не стёртая из памяти.

Они не должны были тут идти. Армии почти никогда не ходили по Прибрежному тракту, предпочитая ему более широкую и прямую Харланскую дорогу. Но командующий Лико Тайвиш, по ведомым лишь одному ему причинам, решил повести их именно этим путем. И когда Скофа понял, что они пройдут через город его детства, сердце переслужившего солдата наполнилось радостью и волнением. Сама возможность просто увидеть родные улицы, пройтись там, где он бегал обдирая коленки совсем ещё мальчишкой, казалась ему величайшей удачей и даром богов. Ну а когда этим вечером армии встали лагерем ровно перед Кэндарой, сердце его окончательно лишилось покоя.

Он должен был тут побывать. Должен был почувствовать запахи масел и уличной кухни. Вступить ногами на крупные камни, которыми были выложены местные мостовые. Пройтись между жмущихся стен по крохотным переулкам, таким тесным, что порою соседи даже перекидывали доски между домами. Съесть местного хлеба и оливок, а ещё лучше кефетту на главной площади. Но главное, он должен был увидеть свою семью. Тех самых людей, в жилах которых текла одна с ним кровь. Тех, кто воспитывал его, растил, готовил к взрослой жизни и кого он покинул двадцать один год назад, предпочтя жизнь тагмария работе на давильне.

Все эти годы он их не видел. Не видел отца, матери, братьев, дядей, тетей, племянников. Он не знал, все так же ли они давят масло, не знал, кого из их них прибрал к себе Моруф, сколько родилось детей и сколько из них уже успело вырасти. Но главное, он не знал, помнят ли его ещё тут. И если помнят, то ждут ли и будут ли ему рады. Ведь тогда, двадцать один год назад, семья так и не смогла понять и принять его выбор.

И он просто обязан был всё это выяснить.

И не один он.

Позади него на вершину холма карабкались Одноглазый Эйн, Мицан Мертвец и ещё пятеро человек. Конечно, проще и быстрее было пойти по Прибрежному тракту, но любой кэндарец знал, что лучший вид на их город открывался именно отсюда – с Лысака.