Когда говорит кровь

Ветеран ещё раз взглянул на юношу. Кровь отлила от его кожи, ставшей белее снега в Диких землях. Словно принадлежала она и не живому человеку вовсе, а мертвецу. Может и верно говорят, что страх убивает не хуже железа?

Неожиданно он почувствовал на себе тяжелый взгляд Мицана. Повернувшись, ветеран понял, что тот пристально на него смотрит: «Чего ты тянешь?» — беззвучно спрашивали изувеченные губы, видневшиеся под линией капюшона. Скофа и сам не знал. Ему было жалко этого паренька. Это да, но жалость никогда не мешала ему действовать по приказу. Тут было что-то другое. По какой-то неведомой причине, в этом бледном как сама смерть парне, он видел всех своих сослуживцев, что делили с ним эту странную веру.

Ветеран мотнул головой, отгоняя внезапно завладевший им морок.

У него был приказ. Обязанность, которую он должен был выполнять. А Скофа никогда не пренебрегал приказами и обещаниями.

Перехватил нож и прицелившись, ветеран одним точным ударом вогнал тонкое лезвие между мизинцем и средним пальцем. Юноша дернулся, сжался, хватаясь за покалеченную руку, но не закричал. Только завыл, пытаясь сквозь рвущийся из легких скулеж, продолжать выталкивать наружу слова молитвы.

Скофа поднял с пола палец, на котором красовался большой золотой перстень, и положил его в холщовый мешочек. Работа мясника была сделана.

Глава семнадцатая: Накануне величия

Вид на Кадарский залив, открывающийся с балкона особняка, напоминал выложенную из камешков мозаику. Сегодняшнее море, чуть дрожащее от раскаленного полуденным солнцем воздуха, было особенно тихим и почти лишенным волн и ряби. Сверкая в лучах огромного палящего светила, застывшего в зените над миром, оно виделось ярко-лазурным полотном, натянутым до самого горизонта. Лишь изредка его ровную гладь разрезали корабли и лодки, казавшиеся с высоты Палатвира игрушечными. Они шли медленно, без парусов, на одной лишь силе гребцов, монотонно разбивавших веслами ровную гладь. Уже как второй день стоял полный штиль и изнывающий от жары и уставший от затянувшегося веселья город, прятался в поисках тени и прохлады.

Даже вечно круживших у берега ласточек не было видно, а чайки, если и пролетали над городом, то сопровождали свой полет недовольными протяжными криками. Эти ленивые птицы так привыкли к дармовой кормёжке от рыбаков, выбрасывавших всякую мелочь с улова, что, похоже, совсем разучились охотиться самостоятельно.

Единственное, что несколько омрачало этот чудный пейзаж — так это возвышающийся на уходящий в море скале дворец с лазурными стенами и сверкающими позолотой куполами. Вот уже несколько лет он мозолил глаз Кирота Кардариша, словно бельмо, не давая ему наслаждаться знакомым и любимым с детства видом. Нет, сам дворец был прекрасен. Он определённо стал яркой жемчужиной, что блистала в ожерелье бесконечных чудес Кадифа. И при прочих равных, старейшина, должно быть, полюбил бы его так же, как и весь этот прекрасный город.

Всё портила владевшая им семья. И именно из-за неё этот яркий исполин оставался черным пятном, растекавшимся прямо поверх его детских воспоминаний.

Много лет назад, ещё до стремительного подминания под себя Кадифа семейкой почившего Первого старейшины, на этой скале находилась старая, ещё времен джасурской застройки, дозорная башня. По назначению она не использовалась, наверное, ещё с момента превращения порта Каад в столичный город Кадиф, постепенно ветшая и обрушаясь. Во времена детства Кирота, её кладка была местами разобрана или разрушена, а стены поросли густым мхом и вьющимся плющом.

Наверное, единственные, кто был доволен этим положением дел, так это морские чайки, облюбовавшие старые камни под гнездовья. И Тайвиши были далеко не первыми, кто пытался выкупить и преобразить это место. Отец Кирота, Келло Кардариш, тоже присматривался к этой скале — но руины, по некой неведомой всем причине, продолжали считаться частью укреплений города, а потому Коллегия отказывала всякому, кто пытался снести обветшалую башню и обжить скалу. Всякому, до того самого дня, когда Киран Тайвиш стал Эпархом Кадифара и устроив пересмотр положений об укреплениях города. И, конечно же, первым делом он выкинул из их перечня злополучную дозорную башню, которую тут же и купил его братец. К общей зависти всех обитателей Палатвира, мечтавших тоже заполучить столь чудный вид на Кадарский залив в свою собственность.

А вид оттуда был и вправду удивительным.

Ещё будучи совсем мальчишками, Кирот вместе с братом как-то забрались на самый верх сторожевой башни. Подъем оказался куда труднее чем они думали — большинство внутренних лестниц обрушилась, и часть восхождения им пришлось совершать цепляясь за камни и выбоины, но зато, когда все трудности остались позади и они выбрались на смотровую площадку, то застыли в изумлении.