Когда грабить банк и другие лайфхаки

Высокие цены могут навредить производителям нефти еще по одной причине. Когда неочищенная нефть стоит $10 (или даже $30) за баррель, альтернативные виды топлива предельно дороги. Например, Канада располагает колоссальными запасами битуминозных песков, из которых можно добывать нефть, хотя это и недешево. Однако использование битуминозных песков и другие альтернативы вроде биоэтанола, водородных топливных элементов, жидкого топлива из природного газа и угля становятся перспективными в экономическом плане, когда текущий уровень цен за баррель превышает, скажем, $40, особенно если правительства стран-потребителей хотят предложить собственные стимулы и субсидии. Таким образом, даже если высокие цены не вызовут мирового кризиса, саудовцы рискуют уступить свою позицию на рынке конкурентам, в чьи нефундаменталистские руки американцы предпочли бы отдавать свои энергодоллары.

Автор сам же пишет, что высокие цены заставят людей найти заменители. Но именно по этой причине нет оснований паниковать насчет пика нефтедобычи.

Почему я сравнил пик нефтедобычи с нападением акул? Потому что акулы нападают с более-менее одинаковой частотой, но страх перед ними резко усиливается, когда об акулах вспоминают газетчики. Думаю, так получится и с этим «пиком». Сотни писак раздуют страхи потребителей до катастрофических масштабов, хотя за последнее десятилетие на рынке нефти ничего существенно не изменилось.

Пари о пике нефтедобычи (Стивен Левитт)

Джон Тирни написал в New York Times замечательный ответ на статью Питера Маасса о пике нефтедобычи, которую я и сам ругал. Тирни и банкир Мэтью Симмонс, главный сторонник идей о пике нефтедобычи, заключили пари на $5000. Симмонс полагает, что в 2010 году цена на нефть, если учесть инфляцию и выразить цену в долларах 2005 года, будет $200 за баррель или выше. Тирни не согласен.

Это напоминает знаменитое пари между Джулианом Саймоном и Полом Эрлихом. Экономист Саймон выиграл его, когда пять предметов потребления, которым Эрлих предрекал подорожание, существенно подешевели.

Я и сам люблю пари. И когда вижу, что цена нефтяных фьючерсов на декабрь 2011 года составляет на Нью-Йоркской товарной бирже $60 за баррель, то понимаю, что до $200 это далеко. Поэтому я спросил Симмонса, не желает ли он заключить еще одно пари.

Он любезно ответил. Оказывается, я не первый экономист, предложивший ему дополнительное пари. От моего предложения он отказался, но позиций не сдал: мол, нефть стоит слишком дешево и «реальное экономическое ценообразование скоро покончит со столетием искусственных цен».

Нельзя сказать, чтобы он был сплошь не прав. Нефть и газ и впрямь достаточно дешевы в сравнении с другими вещами, которые мы потребляем. Представьте, что гениальный изобретатель выдумал таблетку, которой можно превратить галлон дистиллированной воды в бензин. Сколько вы захотите заплатить за такую таблетку? Большую часть последних полусотни лет ответ был бы таким: почти ничего, потому что галлон бензина обычно стоит примерно столько же, сколько и галлон дистиллированной воды.

Но Симмонс думает, что, если галлон бензина не менее ценен, чем, скажем, рикша, он и должен быть не дешевле рикши. Однако на нормальных конкурентных рынках – скажем, нефтяных или, как можно предположить, рынках рикш – цену определяет не абстрактная ценность, а то, сколько стоит снабжение. Дело в том, что предложение отличается высокой эластичностью в течение разумного периода времени. Если бы какая-то цена обеспечивала фирме огромные доходы, конкуренты помешали бы их получать, снижая цену. В ситуации высокой эластичности предложения то, насколько потребителям нравится товар, лишь определяет потребляемое количество. Вот почему вода, кислород и солнечный свет – чрезвычайно ценные продукты – практически бесплатны для потребителей: они поставляются бесплатно или за очень низкую цену. И вот почему мы при текущих ценах используем много газа и нефти, но не рикш.