Когда гремели пушки

Я постарался как можно короче объяснить, почему до сих пор не имел возможности встретиться со вторым членом Военного совета. Доложил и о нашем недавнем разговоре по телефону.

— Сходи к нему, уважь, — сказал Гуров и улыбнулся добродушно.

Кириченко встретил меня неприветливо. Опять заговорил в довольно раздраженном тоне. Это наложило свой отпечаток на всю нашу беседу, и мы расстались, потратив совершенно бесполезно минут двадцать дорогого времени.

А часа два спустя мне позвонил Федор Иванович Толбухин и попросил зайти к нему. Я не обманулся в причинах этого вызова. Чувствовал, что он имеет прямую связь с моим «визитом» к Кириченко.

Б минуту моего появления в помещении, занимаемом командующим, воцарилась тишина. Федор Иванович сидел, как обычно, со стаканом воды. Рядом с ним находился заметно встревоженный тов. Гуров. Несколько в стороне — насупившийся тов. Кириченко.

Гуров заговорил первым. Он коротко изложил существо только что утвержденного Центральные Комитетам партии Положения о военных советах. Обстоятельно пересказал сформулированные в этом документе обязанности и права членов Военного совета. А закончил все тем, что «теперь недоразумений быть не должно — каждому нужно четко выполнять свои функциональные обязанности».

На некоторое время все опять замолчали. Потом заговорил Федор Иванович. Начал он со своего обычного «Вот так…»

— Вот так… — Толбухин повернулся в мою сторону. — Впредь все докладывать только мне и Гурову. A вас, товарищ Кириченко, информировать о делах штаба и оперативной обстановке будет один из офицеров по назначению товарища Бирюзова. Вопросами тыла и снабжения нельзя, конечно, заниматься, не зная оперативной обстановки…

После этого объяснения все стало на свое место. У меня с тов. Кириченко установились нормальные, деловые, а позднее, я бы сказал, даже дружеские отношения.

6

Южный фронт в то время представлял собой большой и сложный военный организм, объединявший сотни тысяч людей, значительное количество разнообразной боевой техники, множество различных вспомогательных служб и предприятий, двигавшихся вслед за войсками по обширной территории Приазовья и Донбасса. Во афронте насчитывалось двадцать восемь стрелковых дивизий, два механизированных и один кавалерийский корпус, три танковые бригады, воздушная армия.

Наземные войска также объединялись в армии. Была 2-я гвардейская армия, которой командовал генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер. Была 5-я ударная, возглавлявшаяся генерал-лейтенантом В. Д. Цветаевым. Была 26-я армия под командованием хорошо знакомого мне по Брянскому фронту генерал-лейтенанта В. Ф. Герасименко. 44-й армией командовал генерал-майор В. А. Хоменко, 51-й генерал-лейтенант Г. Ф. Захаров.

Освободив Ростов и Новочеркасск, мы вступили в пределы Советской Украины на территорию Сталинской и Ворошиловградской (ныне Луганской) областей. Задержка произошла только на рубеже реки Миус, где противник оказал нам упорное сопротивление. Немецкое верховное командование именно здесь рассчитывало стабилизировать положение южного крыла советско-германского фронта.

Носче нескольких безуспешных попыток сломить упорство врага наши войска вынуждены были перейти к временной обороне. Но и в обороне боевая инициатива оставалась в наших руках. Установившееся на фронте затишье было весьма относительным. Мы все время совершали огневые налеты на позиции противника, проводили разведку боем, а самоё главное, тщательно изучали врага и всесторонне готовились к предстоящим боям.

Однако и гитлеровцы не сидели сложа руки. По всем данным, они тоже готовились к активным действиям. Чувствовалось, что противник не хочет мириться с потерей Ростова и тем более не собирается пускать нас дальше реки Миус. Гитлеровское командование понимало, что с потерей этого рубежа создалась бы реальная угроза коммуникациям и тылу всей донбасской группировки немецких войск. Прорыв вражеской обороны на реке Миус означал изгнание оккупантов из Донбасса, который они считали «вторым Руром». Однажды в полосе 44-й армии был схвачен немецкий унтер-офицер. Он пришел в расположение наших войск сам, но не сдаваться, а тоже достать «языка». Гитлеровское командование тонко играло на чувствах своих солдат. Солдатам хотелось домой. Война им надоела. За право получить отпуск в Германию они готовы были идти на любой риск. И фашистские офицеры с присущим им вероломством использовали это естественное желание своих солдат: отпуск в Германию стал обычным вознаграждением добровольцам, вызвавшимся на выполнение особо опасного задания. Он полагался, в частности, и тем, кто достанет «языка». И вот этот унтер-офицер тоже решил, как говорится, попытать счастья. Сутки полз он к нашему парному посту. Выждал, когда один из часовых отлучился, набросился на второго и пытался его тащить. Но силы у них оказались равными. Завязалась борьба. А тут вскоре возвратился второй наш боец, пырнул штыком гитлеровца, и искатель счастья потерпел неудачу.