Читаем Когда я без тебя… (сборник) полностью

А в настоящей жизни? Красиво иначе, больно иначе. И это совсем не плохо, может, даже хорошо. Мы плачем иначе – солеными и настоящими слезами. Зато у нас есть право на выбор сюжета: мы играем жизнь так, как хотим, и нам не кричат в рупор, требуя повторить в десятый раз дубль. Мы же сами режиссеры своих судеб. Может, истинное счастье в этой свободе?.. Я выучил наизусть схему правильной жизни. В ней нужно радоваться каждой крупинке песка на летнем побережье; противостоять внутренней боли, отвлекаясь на радужные оттенки; любить людей и научиться отдавать им накопленное тепло. В ней главное верить в новый день, благодаря небо за уходящий. Да, я знаю ее от корки до корки! Но это не значит, что я могу распространить эту схему на свою жизнью, как вставить новые стекла в старую раму.

Это не так легко. Особенно когда ноют старые раны. Самая большая чушь, что их залечивает время. Оно обрабатывает антисептиком, накладывает повязку, которую рано или поздно все равно сорвет ветром очередного разочарования. Без них не обходится ни одно начало, ни одно продолжение.

Я просыпаюсь и говорю себе: «Эй, чувак, теперь ты будешь жить иначе». Периодически у меня случаются такие утра, но следом за ним наступают вечера, когда худые и мрачные, как летучие мыши, воспоминания слетаются на робкий внутренний свет, словно безобидная мошкара. С каждой минутой их становится больше. В итоге они затмевают все. И я, пораженный, прячусь от них, дожидаясь нового утра. Чтобы снова попробовать сказать себе мантру о жизни, надеясь, что она не потеряет силу ближе к вечеру.

* * *

Наедине с тишиной. Выбираю тяжелые камни из центра жизни и складываю их по краю собственного мира. Пусть служат защитным бордюром – нахально забегающие непременно спотыкнутся, а прочие ползуны, ударившись головой о глыбу, не станут сюда соваться. Нет, я не заперся в одиночестве – просто это время разговора с собой, когда остерегаешься вербальных вибраций.

Я почти не озвучиваю непрестанный внутренний шум. Два-три человека, с кем позволяю себе раскрыться. Для остальных – угрюмый вид, циничные шутки или даже абсолютно отсутствующий вид: я – ныряльщик в бездну. Мужчины не говорят зря. Убеждать должны не наши слова, а поступки и руки. Мой дедушка повторял: «Мужчина должен уметь молчать обо всем, что имеет значение лишь для него одного».

Женщины – другие. Водопад написала мне эсэмэс. Переживает: «Нельзя все держать в себе, милый. Так ты только запутаешься в вопросах и ответах. Пока боль не вытечет наружу, сердце не очистится». Я не нахожу ответа – трудно назвать то, с чем я изо дня в день воюю, надеясь на победу. Окружающим легко сказать: «Не принимай близко к сердцу». Откуда им знать, какова глубина твоего сердца? И где для него – близко? Только самому возможно поднять с земли камни, о которые когда-то спотыкался.

Может быть, о боли нужно говорить, когда примирился с ней. Зачем-то же существует целая армия психоаналитиков. Но это не для меня, не сейчас: когда первопричина известна, можно заняться симптомами – против них созданы анальгетики.

Вечерами, после рабочего дня, мы с ней отдыхали именно на кухне, сидя на табуретках по разные стороны стола. Что придумать лучше, чем сидеть на теплой кухне с родным человеком? И пусть жареная картошка аппетитно дымится на старой сковороде, сладкий чай размешан и бутерброды с пластинами сливочного масла светятся солнцем на белой тарелке. И все вроде бы есть: не так много и не так мало. Вот она, настоящая атмосфера для откровений – все нипочем, в том числе снегопад на дворе и заледеневшие дороги. И мы сидели подолгу, многие часы – курили, пили кофе и говорили о том, что было и что ждет нас за чередой новых дней.

Временами, правда, ругались – тогда кофе расплескивался, вьюга за окном усиливалась, а на ее щеках появлялись соленые ручейки слез. Когда это случалось, я быстро уходил, не давая волю эмоциям. Остыв на цепком морозе, писал тебе много-много раз «прости». Ты отвечала спустя несколько минут: «У меня к тебе одна просьба. Постарайся чувствовать меня». И все обиды – как рукой сняло.

До сих пор продолжаю непрестанно говорить с тобой. Мысленно. Так мы ближе друг другу. Так между нами нет стола и пролитого кофе.

38

Уж слишком фальшиво она стонет. Ей бы на курсы актерского мастерства. В любое дело нужно вкладывать инвестиции, любой бизнес нуждается в развитии с целью повышения прибыли, тем более что деньги Карла зарабатывает неплохие. Одна из самых популярных проституток города. «Записывайтесь в очередь, я одна, вас много».

У нее потрясающее тело – Памела Андерсон на пике формы. Только никаких силиконов, ботоксов, все свое – мужчины XXI века выступают за продукцию органического происхождения. Единственный минус Карлы – слабые актерские данные. При ее потоке, когда пять мужчин за четыре часа, такой талант необходим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза