Когда я был произведением искусства

Только что из зала номер три «Мое Тело между Богом и Дерьмом» был удален завсегдатай музеев и выставок Иисус Джо Младший, в прошлом факир, а ныне постоянный участник всех бьеннале современного искусства, на которых он регулярно распинал себя на кресте.

— Но вы же не истекаете кровью! — с пеной у рта орал один из оценщиков.

— Ну естественно! Я так долго занимаюсь этим, что мое тело адаптировалось к гвоздям. У меня уже все вокруг зарубцевалось. В моем теле полным-полно дырок. Вот почему я больше не кровоточу.

— Мы не можем благопристойно предлагать публике Иисуса, который больше не кровоточит! Посмотрите правде в глаза, вы никогда не совершили бы подобную карьеру, какую сделали, если бы не проливали кровь на выставках в Нью-Йорке, Мюнхене, Сан-Паоло и Париже!

— Но войдите в мое положение, — умолял экс-факир.

— Нет, — отрезал представитель выставки.

На скамейке томились, дрожа от холода, двое из зала татуировок — один страдал приступом экземы, другой вернулся из месячного отпуска на Сейшельских островах с шоколадным загаром, который, само собой, скрыл все его творчество. Здесь же стоял запыхавшийся Мередифь Железный, человек с тысячью тремястами пирсингов, постоянно опаздывавший на выставки из-за разборок с таможенниками, которые часами прогоняли его через металлоискатели. Вскоре перед нами возник директор выставки с толстенным конвертом в руке, заверивший Зевса-Питера-Ламу, что принимает его новые условия.

Меня тут же вытащили из балахона, и я вновь катапультировался голышом в зал, куда уже ломились сотни моих поклонников, кипевших от томительного ожидания.

Вечером, когда мы возвращались на лимузине, Зевс-Питер-Лама поинтересовался у меня:

— Что ты скажешь, если у тебя возьмут интервью?

— Что я безумно счастлив оттого, что являюсь произведением искусства. И что я благодарен за это своему создателю.

— Отлично. А что ты ответишь, если тебя начнут расспрашивать о твоей прежней жизни?

— Какой еще жизни? Я родился в ваших руках.

— Отлично. А ты сможешь, если тебя попросят, вспомнить твое прежнее имя?

— Меня зовут Адам.

— Отлично. А что ты скажешь людям, которые восторгаются тобою?

— Я лишь мысль, воплощенная моим создателем, Зевсом-Питером-Ламой.

— Отлично. Ты кажешься мне вполне созревшим для интервью. Мы, наверное, дадим согласие принять участие в этой телепередаче.

На следующий день вечером мы предстали в прямом эфире под ярко раскаленными прожекторами в одной из самых популярных передач спутникового телевидения «Вопросы жизни». Я сидел обнаженным на подиуме, меняя время от времени позу, в то время как мой Благодетель нашептывал в микрофон, который протянул ему ведущий, что его творчество меняет мир и ничто вокруг не останется в том виде, как было раньше. Он с удовольствием погрузился в свою любимую тему: «Без меня человечество не имело бы нынешнего облика».

Размеренный ход передачи внезапно был нарушен одной женщиной, которая бросилась к нам со своего места.

— И вам не стыдно? — закричала она, набросившись на Зевса-Питера-Ламу.

— Кто вы, уважаемая? — спросил ведущий.

— Меня зовут Медея Мемфис, я из Ассоциации защиты человеческого достоинства, и мне отвратительно наблюдать, как этот тип издевается над бедным пареньком.

— Если вы не любите искусство, проходите мимо, — крикнул я ей со своего подиума.

— Мальчик мой, он же вас изуродовал.

— Я сам этого пожелал.

— Это невозможно!

— Говорю же вам, что это сделано по моей воле. Кстати, знаете ли вы, что существуют три направления в искусстве: изобразительное, не изобразительное, то есть абстрактное, и обезобразительное. Вот это последнее направление и придумал Зевс-Питер-Лама, мой создатель. Что он и продемонстрировал на проходящей в настоящее время выставке.

— Как вы можете допускать, чтобы с вами обращались как с картиной, как с каким-то отпечатком?

— Я очень даже не против быть отпечатком, если это отпечаток гения.

По бокам от нас вспыхнули красные прожекторы. Сигнал для публики, что самое время поаплодировать. Однако это не остановило Медею Мемфис.

— Вас низвели в ранг товаров.

— Дорогая госпожа, Джоконда, без всяких сомнений, получает от людей больше заботы, чем получали от вас ваши дети!

— Я не позволю вам!

— Я тоже не позволю вам! Я очень счастлив быть таким, какой я сейчас. Оставьте меня в покое и возвращайтесь к своим кастрюлям.

Зевс-Питер-Лама встал между мною и женщиной.

— Госпожа Медея Мемфис, чью правозащитную деятельность я глубоко уважаю, абсолютно права в том, что подняла данную дискуссию на подобающий уровень: итак, Адам бис счастлив быть предметом?

— Да! — заревел я.

— Есть ли в нашем мире лучший выбор, чем выбор быть предметом? В особенности, предметом искусства?

— Нет! — вновь завопил я.

— Вот видите, госпожа Мемфис. Вот на какой философии основано мое творчество, которое вы отрицаете. Такова концепция мира.

— Я борюсь за мир, в котором дети свободны, — гордо заявила она.

— Вы боретесь за мир, в котором дети кончают жизнь самоубийством, — с вызовом бросил ей я.