Когда я снова стану маленьким

Такой делает что хочет, и ему ничего не будет. Просто несчастье сидеть с таким за одной партой. Не лучше и если он сидит сзади. Нет тебе тогда ни минуты покоя.

А в другой раз была тут капелька и моей вины.

Сижу я на уроке и вижу, что у Шчавиньского сзади на куртке пять глых пальцев. Кто-то на перемене вымазал пальцы мелом и приложил, от и не знает, что у него на спине рука отпечатана.

Ну, я и попробовал примерить, правая это рука или левая. Я хотел издали, но нечаянно дотронулся. А он обернулся. Учитель ему замечание делает, что он вертится. А Висьневский кричит: — Ого, глядите, какая у него на спине пятерня!

Учитель начал меня ругать.

Я показываю руку, что, мол, чистая. А учитель говорит:

— Ну-ка постойте оба за партой!

Мы стояли недолго. И не в том дело. Досадно, что все наши дела ре-шаются наспех, кое-как, что для взрослых наша жизнь, заботы в неуда-чи только дополнение к их настоящим заботам.

Словно существуют две разных жизни: их — серьезная и достойная уважения, и наша — пустячная.

Дети — это будущие люди. Значит, они только еще будут, значит, их как бы еще нет. А ведь мы существуем, мы живем, чувствуем, страдаем, аши детские годы — это годы настоящей жизни. — Почему и чего нам велят дожидаться?

Я размышлял о своей серенькой взрослой жизни, о ярких годах детства Я вернулся в него, дав обмануть себя воспоминаниям. И вот я всту-пил в обыденность детских дней и недель, Я ничего не выиграл, только утратил закалку — умение смиряться.

Грустно мне. Плохо.

Я кончаю эту странную повесть.

Одни события быстро сменяются другими.

Я приношу в школу открытку Марыни, чтобы показать Манежу. А Висьневский вырывает ее у меня из рук. — Отдай!

Висьневский убегает. — Отдай, слышишь? Висьневский прыгает с парты на парту. — Отдай! Сию же минуту!

Висьневский машет в воздухе открыткой и орет во все горло: — Триптих! Письмо от невесты!

Я вырываю. Комкаю. Рву в клочки.

И не заметил, что один обрывок упал на пол.

А Висьневский кричит:

— Ребята, глядите! Она его сто миллионов раз целует.

Я подбегаю — и по морде.

Директор хватает меня за руку.

Да, испортился мальчишка. И рисовал хорошо, и писал без ошибок.

А тепреь невнимательный. Неусидчивый. Плохо готовит уроки.

И посылает за матерью.

— Погоди… Пусть только отец с работы вернется! Уж не будет тебе денььги на кино совать!

Я осажден со всех сторон.

Манек пробует меня утешить. Я понимаю это, но не могу сдержаться. Грубо отталкиваю его, бросаю бессмысленное обвинение:

— Все из-за тебя!

Манек смотрит на меня с удивлением.

За что? Почему?

А все из-за открытки.

Ненавижу Марыню.

— Дура! Девчонка! Всю бы ночь танцевала! Глаза к небу закатывает!

Жалко, что далеко. Назло бы ей сделал. Побил бы. Бросил бы бант в канаву.

Я вырываю горох из цветочного горшка… и в окно. У Ирены на глазах слёзы. Она чувствует, что случилось что-то страшное.

Никого и ничего у меня нет.

Пятнашка, где ты?

Нет.

К чему мне этот пес? Пускай достается Бончкевичу за проценты. Купил за десять грошей. Пускай ему руки лижет.

Я уничтожил все, что мне было дорого. Порвал со всем миром.

Остался один.

Мать?

Она ведь сказала, что отрекается от меня. Что у нее есть только Ирена. А меня нет.

Недостойный, преступный, проклятый, враждующий с жизнью.

Все меня покинули. Повсюду измена.

Неусидчивый. Плохо готовит уроки.

И учительница, и Пятнашка, и мать.

Я побежал наверх, на чердак, и сел на ступеньку перед дверью. Во мне пустота, и вокруг пустота. Ни о чем не думаю. И из глубины души я вздохнул.

Сквозь щелочку чердачной двери проникает свет. Вылезает человечек, покачивая фонариком.

— Ага!

Гладит седую бороду. Ничего не говорит.

Безнадежным шепотом, сквозь слезы:

— Хочу стать большим!.. Хочу стать взрослым!.. Перед глазами мелькнул фонарик гнома.

Я сижу за письменным столом. Кипа тетрадей, которые надо проверить. Перед кроватью линялый коврик. Грязные стекла. Ошибка.

Слово „окно“ написано через „а“. Зачеркнута буква „а“, а над ней — „о“. И опять зачеркнуто „о“, а сверху снова написано „а“.

Я беру синий карандаш и пишу на промокашке „акно“ — „акно“… Жалко. Но возвращаться не хочется…