Когда я снова стану маленьким

А он подошел, совсем близко, припал брюхом к земле и дрожит. И тут я понял, да, окончательно понял, что мои Пятнашка без-дом-ный. Может быть, уже целую ночь бродит. Может, это уже его последний час настал. А тут я, как нарочно, иду в школу совсем другой дорогой и могу его спасти в этот последний час.

Взял я его на руки, а он меня лизнул. Дрожит, холодный весь, только язычок чуть теплый. Расстегиваю пальто, сунул его под пальто, только мордочку на виду оставил, только нос, чтобы дышал. А он перебирао лапками, пока, наконец, обо что-то там не зацепился. Хочу его поддержать, да боюсь, как бы лапу не повредить. Обхватил его осторожно р;>-кой, а у него сердце так бьется, словно выскочить хочет.

Если бы я знал, что мама позволит, то еще успел бы домой сбегать. Ну кому бы это помешало, если бы он остался у меня жить? Я бы сам его кормил, от своего обеда оставлял бы! Но возвращаться домой боюсь, а в школу меня с ним не пустят. А он уже устроился под пальто поудобнее, не шевелится и даже глазки зажмурил. Потом слышу, он уже немножко повыше, к рукаву подлез, даже свежим воздухом дышать не хочет, засунул мордочку в рукав и туда дует. И уже теплее стал. Наверное, сейчас уснет. Потому что если он всю ночь пробыл на морозе и не спал, то теперь уж наверное уснет. Что мне тогда с ним делать? Гляжу по сторонам, вижу: рядом лавка.

"Будь что будет. Войду, Может, он из этой лавки?"

Знаю, что это не так, но все равно попробую, что же еще делать?

Вхожу и спрашиваю:

- Это не ваш песик? А лавочница говорит:

- Нет.

Но я не ухожу. Если бы у меня были деньги, я бы ему купил молока.

А лавочница говорит:

- Покажи-ка его.

Я обрадовался, вытаскиваю песика, а он уже спит.

- Вот он,- говорю.

А она словно передумала:

- Нет, не мой.

- Может, вы знаете, чей? Он ведь, наверное, откуда-нибудь отсюда...

- Не знаю. Тогда я говорю:

- Замерз он.

Держу его на руках, а он даже не пошевельнется,- так крепко спит. Можно подумать, что умер, только слышу, дышит - спит.

Я стесняюсь попросить лавочницу, чтобы она его хоть на время взяла. Потом бы я его забрал. И тут мне приходит в голову, что если не она, так, может быть, школьный сторож подержит его у себя во время уроков. Потому что на втором этаже сторож злой, а на третьем - добрый: разговаривает, шутит с нами и карандаши чинит.

А лавочница говорит:

- Ты разве на этой улице живешь?

Она, мол, меня не знает и покупать я не покупаю, так чего же я туг стою?

- Ну, иди, иди,- говорит,- тебя мать в школу послала, а ты с собакой забавляешься! И дверь хорошенько закрой.

Она, видно, подумала, что раз я такой озабоченный, то уж, конечно, забуду закрыть дверь и напущу холода. Потому что каждый только о том и думает, чтобы ему самому тепло было. А ведь собака тоже живое существо.

Я совсем уже было собрался уходить, но решил еще раз попробовать:

- Вы только посмотрите, какой беленький, совсем не паршивый. И прикрываю песика рукой, потому что лапка-то хромая. А может быть, отморожена? А она говорит:

- Да отвяжись ты от меня со своим псом!

Вот тебе и на, словно я к ней привязываюсь. Разве я виноват, что собака на морозе мерзнет?

Ну, ничего не поделаешь. Если и сторож не согласится, то пусть сам его и выбрасывает.

Ребята сразу разорутся на всю школу: "Собаку принес! Собаку принес!" Еще кто-нибудь из учителей услышит. А надо, чтобы никто не узнал, А я уже столько времени зря потерял. Запихиваю песика не под пальто, :а прямо под куртку, не подумал даже, что ему там душно будет, и бегом в школу. Сторож, наверное, согласится. Займу у кого-нибудь денег н дам на молоко для моего Пятнашки.

Я его Пятнашкой назвал.

Бегу, а он уже совсем отогрелся. Это я его согрел, через рубашку. Теперь он проснулся и начинает возиться, вертится, даже носик выставил и залаял - не залаял, а тявкнул,- знак такой подал, что ему хорошо: благодарю, мол. Сначала от него ко мне холод шел, а теперь уж он меня греет. Словно ребенка держу. Я нагнулся и поцеловал его, а он зажмурился.

Пришел я в школу и сразу к сторожу: - Спрячьте его, пожалуйста! Он был такой холодный! - Кто холодный? - Да он.

Сторож увидал, что я держу собаку, и нахмурился. - Откуда ты ее взял? - На улице подобрал. - А к чему было чужую собаку брать? - Бездомная она. И лапка сломана.

- Куда ж я ее теперь спрячу? Не надо было уносить, может, у нее хозяин есть?

- Никого у нее нет,- говорю я.- Я всех спрашивал; если бы кто был, то в мороз бы из дома не выгнали.

- Может, паршивый какой...

- Ну, что вы! Посмотрите, какой он чистенький!

Я сделал вид, что обиделся, а сам рад, потому что если возьмет посмотреть, то уже оставит.

Но тут я услышал, что кто-то идет, и сунул щенка под куртку. А сторож тому говорит:

- Отойди. Смотри, у тебя все башмаки в снегу.

И отогнал.

Но все еще не берет. Говорит:

- Вас тут вон сколько, что, если каждый начнет мне собак с улицы таскать?

- Ну пожалуйста, только на несколько часов. Я его потом сразу домой заберу...

- Как же, так тебе и позволят! Я говорю:

- Пойду-ка я на ту улицу, может, кто его признает. Сторож почесал в затылке, а я думаю: "Кажется, дело на лад идет".

Он еще поворчал немного.