Когда я вернусь (СИ)

А как здорово фотографировать статичных людей! Моё обычное дело - репортажная съёмка, бегом, подчас из-за угла или в чрезвычайных обстоятельствах. Удовольствие сомнительное, но у меня получалось, и я умудрялась жить на заработанные таким способом деньги. И я уже успела забыть, как это здорово - смотреть на кого-то через свой объектив. Люди не видят фотографа, только камеру, и, кажется, они теряют маски. Как бы кто ни старался на первых кадрах, потом обычные люди становятся сами собой. И я просто обожаю смотреть на них. А какие красивые дети в этом классе! У Кирилла глаза почти жёлтые от солнечного света и взгляд мудрого человека, а не мальчика десяти лет. Я вижу, каким он станет однажды - спокойным и уравновешенным, добрым парнем, который будет стеснительно улыбаться девочкам, жаждущим его внимания. А у Сони столько веснушек! Говорит ли ей мама, какая она красивая именно с этими забавными рыжими пятнышками на лице? Дима невероятно меняется от одной улыбки, Богдан перестаёт клоунадничать перед объективом и оказывается человеком с интересным лицом. Однажды, когда он вырастет, это лицо поменяет форму и пропорции, превращая смешного полного мальчишку в необычного парня с красивыми глазами и весёлым нравом. Руся и Люся напомнили мне зайчиков из мультика о Маше и медведе, трудно даже предположить, чем именно. Формой лица, может быть, или взглядами. И они такие удивительно беленькие, брови и волосы, и глаза прозрачные, как у дяди. Наверное, у него дети будут такими же. Интересно, какими будут мои дети? Будут ли у меня дети вообще? При том уровне доверия, какое у меня есть к мужчинам в целом, боюсь, что вступить в брак будет большой проблемой, так же, как и растить с кем-то совместного ребёнка без брака. Доверие, доверие…. Без него никуда. А где его взять? Продают, может, где или волшебника подождать в голубом вертолёте, вдруг подарит?

- Кто у нас ещё остался по списку? - спросила я, понимая, что если и есть такие, то один или два человека.

- По списку уже всё. Есть один внесписочный, - ответил Тёмыч. - Это я!

- Сядешь за парту? - улыбнулась я, подыгрывая.

- По крайней мере попробую.

Дети смеялись, пока он усаживался за невысокий стол, пряча длинные ноги. Сам Тёмыч тоже с усилием скрывал улыбку, а потом просто замер и уставился на меня. Я поднесла фотоаппарат к глазам и посмотрела на него через видоискатель. И мне захотелось плакать. Потому что несмотря на объектив, этот человек смотрел именно на меня. Я вспомнила другой его взгляд много лет назад, после той моей истории, когда я рыдала днями и ночами, прячась по углам и пряча от стыда глаза, и случайно столкнулась с ним на нашей кухне поздно ночью. Он вошёл, когда я наливала себе чай, и долго смотрел на меня без слов. Чего он тогда хотел, я так и не поняла, но отчётливо помню жуткое чувство стыда, словно он знает обо всем и считает меня виноватой.

- Пожалуйста, улыбнуться? - спросил Артём.

Эти слова вернули меня в реальность.

- То есть если я не попрошу, ты ни за что не сделаешь это сам? - поинтересовалась я спокойным тоном.

- Как можно улыбаться без разрешения фотографа, вдруг у меня лицо перекашивает от улыбки, а никто из сострадания никогда не говорил мне об этом.

Я закрыла глаза, пытаясь сдержать смех.

«Я считаю, что настоящая любовь бывает

в жизни только однажды. И если ты не смог

её сохранить, значит упустил свой шанс».

Артём, 33 года.

Только самоуверенный, категоричный и деспотичный директор мог такое сказать. Это из серии «или со мной, или ни с кем!», а потом выстрел ей в сердце, чтобы время не терять зря, потому что если задумалась хоть на секунду, с ним или с другим, значит уже не достойна. Я лишь возмущенно хмыкнула в ответ на такие громкие слова.

- Ты не согласна? - удивился Тёмыч.

Мы гуляли втроём по центральной улице, празднуя вместе со всеми день Победы. Лёля сегодня снова печалилась. С ней вообще каждый день, как в зоне сейсмической активности: просыпаешься утром и не знаешь, чего ждать к вечеру, бабахнет или повезёт. Вчера она была счастлива, сегодня умирает от тоски, а завтра снова будет парить в облаках. Такой уж возраст. За прошедшую неделю я успела вспомнить все особенности этого периода жизни, когда ты просто не можешь собой управлять, идя на поводу у каждой эмоции, каждой провокации. А ещё Оля показала мне Лёшу. Приятный мальчик, красивенький, мне бы такой тоже понравился в мои пятнадцать. Решить, насколько он безопасен для племянницы, оказалось задачей более сложной, я так и не смогла сделать выводов. Вчера они снова гуляли, и было счастье, а сегодня он занят, и моя девочка в тоске. Но если нельзя видеть любимого мальчика, совершенно точно можно о нём говорить при любой возможности. А поскольку рядом дядя Тёма, которого она так душевно держит под руку, говорить можно только завуалированно.